Николай Катин - Париж за углом

Иллюстратор Lise Lacoste

© Николай Катин, 2018

© Lise Lacoste, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4490-8967-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В одном небольшом районном городке, в нашей большой, очень большой стране, одним словом, где-то на смоленщине зарождалась эта история, как из зернышка, выпавшего из колоска забытого на поле, которому надо уберечься от всяких зимних невзгод, а весной начать оживать, к лету расцвести и только осенью дать плоды. Да и будет ли все так удачно.

Трехэтажный многоквартирный дом, в котором проживал Петр Васильевич со своей женой Жанной, стоял на том месте, где раньше находился барский особняк, из окон которого был прекрасный вид на городок, где в центре на возвышенности расположилась каменная церковь, которую позже разрушили ветры баталий, только голос ее колоколов помнили эти два многовековых дуба, что продолжали расти у входа в церковный двор.

Петр Васильевич стоял в своей комнате у окна и смотрел вдаль, в пустоту, в далекую-далекую точку, реально существующую в его сознании, в его воображении, в его далеком детстве. Может, не в таком далеком – было Петру всего тридцать пять, его так и называли: Петя. Он уже несколько лет был женат на Жанне – крупной приятной женщине с мягким понятливым характером, работающей в библиотеке. Детей у них пока еще не было – видно, они не торопились или продолжали наслаждаться затянувшейся молодостью и иллюзорными мечтами. Вместе им было хорошо, даже очень.

Надежный друг Петра – Виктор на пару лет моложе на полголовы ниже Петра, имел цыгановатые бегающие глаза и носил черные усики. Все удивлялись, как они могли сдружиться: высокий с пышной светлой шевелюрой Петр и обратный всему – Виктор. Видно, это было загадкой и для них самих. Они вместе работали в районной газете. Охотой, рыбалкой и всякой житейской дребеденью не увлекались. Была у них одна страсть – театр. В районном Доме культуры – старом деревянном строении и собирался Народный театр. После того, как руководитель театра умер от другой страсти – алкоголя, Петр Васильевич стал управлять этим любительским коллективом, и его отношение к людям пьющим и вообще к алкоголю изменилось в корне. Это нравилось и его другу Виктору, а Жанна была проста счастлива – это же мечта многих женщин.

Дважды в неделю собиралась театральная труппа на репетиции. В поредевших рядах актеров-любителей сначала шли толки-перетолки даже назревал бунт с целью смены режиссера. Но когда Петр прочел свою пьесу, у всех загорелись глаза. Шутка ли – появилась возможность сыграть Наполеона и знаменитого Дениса Давыдова, а еще красавицу народную партизанку, – и это все написал их новый режиссер – журналист по профессии. И Петру Васильевичу сразу же простили его откровенную неприязнь к пьянству.

В театральной труппе многие не были знакомы с иностранными языками, а некоторым и свой подучить не мешало бы. Поэтому поднялась шумиха вокруг двух французских слов. По пьесе Наполеон должен был выругаться. Но как? По-русски? Хотя он, конечно, хорошо выучил все эти слова в Москве. Но Петр настаивал на подлинном французском ругательстве. Лишь по одной причине – в их языке этих слов раз, два и… обчелся.

Когда в маленькой гримерной сквозь синий дымовой туман от сигарет нельзя было отличить лицо пожарного от лица учителя музыки, а красавицу медсестру от пенсионерки-почтальонши, наконец, согласились – возмущенный Наполеон скажет два слова. Первое, когда он разьяренный появится на сцене и лично наведет пушку, это слово «merde!» (по-русски это даже не ругательство, а легкое возмущение). А второе, когда поднесет зажженный фитиль к пушке, это слово «comme ça» (в нашем понимании – это что-то наподобие стайки мелких рыбешек). Больше Наполеону не разрешили публично нецензурно выражаться. Виктор сидел в углу, его и не было видно, но они уже с Петром решили, что мать-крестьянку будет играть Верочка – девушка Виктора, да, та самая медсестра. Верочке было двадцать два года, ей Виктор очень нравился, а теперь они будут играть в одном спектакле. Она жену Виктора, а он отца семейства.

Через несколько дней после генеральных дебатов Петр и Виктор на сцене изготавливали бутафорию и монтировали декорации. Они давно уже потеряли счет времени.

– Резинку мы потом в цвет декорации покрасим, и видна не будет, – с облегчением вздохнул Петр.

– Ну, давай, на третий раз, думаю, получится, – продолжил деловой разговор Виктор, – до утра здесь сидим. Не мог ты в своей пьесе что-нибудь попроще придумать?

– Историю никому не дано изменять. Есть у меня, конечно, и авангард, – гордо заметил Петр.

Он закатил в ствол пушки ядро, привязанное на резинке. Отошел в сторону и натянул резину.

– А главное, все это совершенно бесплатно, – как бы открыл Виктор.

– Творчество, дружок – это такое удовольствие… А кто же тебе за удовольствие заплатит? – Заметил восхищенный Петр и еще сильнее натянул резину.

– Ну, что? Можно? – Спросил в нетерпении Виктор.

– Давай! – Махнул рукой Петр.

Виктор достал штырь, удерживающий ядро в стволе пушки, натянутая резина мгновенно вытащила ядро, оно пролетело через всю сцену и ударило Петра в лицо, он с криком побежденного упал на декорации. Виктор подбежал к другу и подал ему руку. Огромный синяк начал медленно вырисовываться на лице у Петра, он встал покачиваясь и пытаясь улыбаться.

– Да, искусство, действительно, требу… – пытался съязвить Виктор.

– Знаю, чего требует! Трудно устоять, когда пушечное ядро в морду! – Петр поглаживал ушибленное место.

– Тебя Жанна не узнает, – хихикнул Виктор.

– Последнее время она и так на меня злится, – как бы согласился с ним Петр и сел на пол. Рядом опустился его друг.

Вокруг витал дух творчества, насыщенный запахом сигаретного смрада, въевшегося в стены и потолок, и особым ароматом, исходившим из угла сцены, где за роялем была небольшая горка испитых бутылок, собравшихся за много лет от прежнего режиссера.

В день премьеры в зале собрались уважаемые люди городка, как говорится, кто себя уважал и уважал рядом сидящего. Не было здесь первых людей – они где-то делали настоящие, как им казалось, большие дела. В первом ряду сидел ветеринар, рядом с ним аптекарь – коллеги, так они думали. Ветеринар любил животных глубоко скрытой любовью лишь по двум причинам: они помогали ему зарабатывать и никогда не жаловались. Двенадцатилетняя дочь ветеринара Кларочка должна была играть на сцене девочку из семейства Виктора, правда, ее черные волосы пришлось спрятать под белой косынкой, что несколько огорчало ветеринара. Аптекарь был здесь по другой причине – ему давно приглянулась Верочка. Когда она заходила в аптеку, он настораживался в ожидании, что Верочка будет покупать какие-нибудь пикантные вещи для женщин. И предлогал: