Николай Лейкин - В родном углу

День былъ зимній, хмурый, съ нависшими снѣговыми тучами. Комнаты большого деревенскаго барскаго дома были угрюмы, непривѣтливы, холодны, хоть и приказано было вездѣ вытопить передъ пріѣздомъ владѣльца Леонида Платоновича Сухумова-Подгрудскаго. Въ кабинетѣ и сейчасъ еще горѣлъ каминъ, украшенный старымъ темнымъ рѣзнымъ дубомъ съ дворянскими гербами. Къ тому-же и день клонился къ вечеру, наступали сумерки, когда только-что пріѣхавшій изъ Петербурга Сухумовъ осматривалъ комнаты дома своей деревенской усадьбы, недавно унаслѣдованной имъ отъ своей умершей бабушки, матери отца, Клеопатры Андреевны. Въ помѣстьѣ этомъ онъ не бывалъ съ ранняго дѣтства, когда гостилъ у бабушки, и теперь смутно припоминаетъ расположеніе комнатъ.

Сухумовъ небольшого роста, тщедушный, узкоплечій бѣлокурый молодой человѣкъ двадцати восьми лѣтъ, кажущійся на видъ куда старше, въ золотыхъ очкахъ, блѣдный, съ маленькой жидкой бородкой, почти нерастущей на скулахъ, усѣянныхъ прыщиками, и съ рѣдкими коротко стрижеными волосами на головѣ, среди которыхъ ужъ положила свое начало крупная лысина. Сухумова сопровождаетъ по комнатамъ управляющій имѣніемъ — сухой, высокій, нѣсколько сутуловатый старикъ съ сѣдой бородой и съ волосами, причесанными по-русски. Онъ въ длиннополомъ сѣромъ суконномъ сюртукѣ и похожъ больше на лабазника, чѣмъ на управляющаго. Зовутъ его Сидоромъ Софроновичемъ. Онъ еще при бабушкѣ Клеопатрѣ Андреевнѣ управлялъ имѣніемъ лѣтъ пятнадцать. Имѣніе это было въ послѣднее время со всѣмъ малодоходное, но не продавалось Клеопатрой Андреевной потому, что оно было родовое Сухумовыхъ-Подгрудскихъ и потому, что она сама привыкла въ немъ жить со своими двумя приживалками-старухами и нѣсколькими собаками таксами, которыя звались у ней человѣчьими именами: Груша, Ваня, Павля, Маня. Шелъ сзади Сухумова и камердинеръ его Поліевктъ Игнатьевичъ, пожилой человѣкъ, очень хмураго вида, съ полусѣдыми длинными бакенбардами въ видѣ рыбьихъ плавательныхъ перьевъ, съ крупными нависшими бровями и сѣдой щетиной на головѣ. Это былъ высокій мужчина, неладно скроенный, но крѣпко сшитый, какъ говорится, одѣтый въ черный пиджакъ, съ серебряной часовой цѣпочкой по жилету, при чемъ при взглядѣ на камердинера особенно рѣзко бросались въ глаза его необычайно громадныхъ размѣровъ ступни съ выступающими шишками около начала большихъ пальцевъ.

Сидоръ Софроновичъ ввелъ Сухумова въ большую гостиную и, наклоня голову на бокъ и указывая на громадный угловой диванъ, произнесъ печально:

— Здѣсь онѣ изволили скончаться… Сидѣли онѣ, ваша бабенька, раскладывали вотъ за этимъ столомъ пасьянсъ, и вдругъ почувствовали себя нехорошо. Настасья Дмитріевна при нихъ были. Пока побѣжали за спиртомъ и за каплями — онѣ ужъ были бездыханны.

Сухумовъ сталъ осматривать стѣны. Онѣ были увѣшаны портретами предковъ Сухумовыхъ-Подгрудскихъ. Это была комната, которыя въ старину звали портретными или диванными. По стѣнамъ стояли исключительно мягкіе диваны, и одинъ изъ нихъ, угловой, такого объема, что на немъ смѣло могли улечься другъ къ другу головами четыре рослыхъ человѣка, и все-таки въ серединѣ осталось-бы еще мѣсто для сидѣнья двоимъ. Поверхъ дивановъ стѣны были увѣшаны портретами. На портретахъ въ широкихъ золотыхъ рамахъ были изображены дамы въ робронахъ екатерининскихъ временъ, мужчины въ пудрѣ и расшитыхъ золотомъ шелковыхъ кафтанахъ, въ лентахъ, со звѣздами. Были и военные мундиры Павла Петровича съ полными выбритыми лицами, съ закрученными косичками въ видѣ крысинаго хвоста и бантикомъ на концѣ, были дамы въ платьяхъ директоріи съ таліей подъ мышками, были военные мундиры Александра І съ воротниками, упирающимися въ подбородокъ, съ таліями, стянутыми въ рюмочку, были и портреты позднѣйшихъ временъ во фракахъ, съ жабо подъ горломъ и съ бархатными воротниками, влѣзшими до ушей. Костюмами эпохи Николая І портреты кончались. Посреди нихъ былъ портретъ бабушки Клеопатры Андреевны, снятый съ нея въ молодыхъ годахъ. Она была въ гладкой прическѣ съ проборомъ по серединѣ головы и съ начесами волосъ на уши, въ широчайшемъ кринолинѣ, въ лифѣ со шнипомъ и съ широчайшими рукавами платья, изъ которыхъ выглядывали кисейные рукава, застегнутые у кистей рукъ. Въ ушахъ были серьги съ подвѣсками, крупная брошь изъ камеи украшала ея грудь, а пальцы рукъ были усѣяны кольцами.

Сухумовъ довольно долго разсматривалъ портретъ бабушки. Остановился онъ и на портретѣ своего прадѣда, генерала временъ Александра I, съ крупными малиновыми губами на совершенно выбритомъ лицѣ, въ прическѣ, зачесанной на лобъ, съ густыми нависшими бровями, дававшими ему свирѣпый, угрожающій видъ. Сухумовъ вспомнилъ, что будучи ребенкомъ, когда гостилъ у бабушки, онъ всегда боялся смотрѣть на этотъ портретъ.

Сухумовъ и теперь зажмурился и отвернулся отъ портрета, а затѣмъ вышелъ вонъ изъ диванной. Но благодаря этому портрету въ головѣ его зашевелились воспоминанія дѣтства. Съ шести-семилѣтняго возраста онъ не былъ въ этомъ домѣ, но теперь онъ началъ вспоминать и расположеніе комнатъ и уже прямо безъ указанія управляющаго вошелъ въ спальню бабушки. Какъ и въ, дни его дѣтства, передній уголъ занятъ божницей потемнѣлаго краснаго дерева съ иконами. Не горитъ только лампада передъ иконами. Посреди иконъ въ серебряныхъ окладахъ большой образъ Спаса Нерукотвореннаго темнаго письма, безъ серебрянаго оклада, только съ однимъ серебрянымъ вѣнцомъ. Онъ вспомнилъ, что бабушка особенно почитала этотъ образъ, вспомнилъ, что тоже боялся этого образа, всегда освѣщеннаго лампадкой съ краешками синяго стекла, дававшій лицу блѣдно-синій отблескъ. Вотъ и старинный туалетъ бабушки въ простѣнкѣ между двумя окнами, туалетъ тоже темнаго краснаго дерева на пузатенькихъ шкапчикахъ со столбиками во второмъ ярусѣ, между которыми вдѣлано зеркало, а въ столбикахъ по нѣсколько ящичковъ одинъ надъ другимъ. Вотъ у стѣны двухспальная кровать бабушки изъ краснаго дерева, покрытая голубымъ штофнымъ одѣяломъ, высокая, съ убранными подъ одѣяло подушками, съ штофными валиками въ головахъ и въ ногахъ. Когда умеръ дѣдушка, Сухумовъ не помнитъ, но бабушка его, овдовѣвъ, до самой своей смерти продолжала спать на этой двухспальной кровати. Вотъ и громадное бронзовое кольцо, ввинченное въ потолокъ, въ которое лѣтомъ продѣвался кисейный пологъ бабушки, закрывавшій всю кровать и оберегавшій бабушку отъ комаровъ и мухъ.

— Здѣсь я спать буду? — спросилъ Сухумовъ управляющаго.

— Гдѣ прикажете, Леонидъ Платонычъ, ваша милость, — отвѣчалъ тотъ. — Ладили мы вамъ въ маленькой спальнѣ около кабинета, постельку приготовить и кроватку поставили, потому тамъ и каморочка для прислуги, такъ чтобы къ прислугѣ ближе… Позвать прислугу и все этакое… Но гдѣ прикажете. Спальня бабенькина тоже теплая комната. Тутъ и шторки темныя и занавѣсочки, а только нѣтъ коморки для прислуги. Съ покойницей-то бабенькой вотъ тутъ на кушеточкѣ старушка Настасья Дмитріевна спала.