Ирина Фургал - Возвращение солнца. Цикл «Деревянная сабля». Книга первая

– Ты, урод белоглазый… – яростным шёпотом начал Корк, свесившись с коня. И заткнулся. А что он скажет? Сознается, что готовил переворот, а я сорвал его замысел?

– Это всё? – спросил я, трясясь от злости.

– Ты… Ты… – заквакал он и, не зная, к чему придраться, ляпнул: – Ты что опять сделал с моим сыном?

– Что я опять сделал? Ну, скажи! – Я вцепился в уздечку его коня.

– Ты знаешь!

– Понятия не имею.

Наклонившись ниже, он закричал:

– Когда-нибудь на узкой дорожке я тебя убью.

Я рассмеялся ему в лицо:

– Давай, попробуй. И береги свои мозоли, если не разминёмся.

– Миче, не связывайся с ним, – послышалось сзади. Соседи выбежали на улицу мне на помощь, и у некоторых в руках были вилы, лопаты и палки. – Уезжайте себе, господин Корк.

– Эй, анчу, тебе что надо? – закричали из свиты.

– Отпусти уздечку, выродок, – шипел этот подонок.

Я бы отпустил, но это не я к нему лез изначально. Это он цеплялся ко мне и вывел-таки из себя. В ярости не подумав о животном, я дёрнул ремень, конь взвился на дыбы, Корк кувыркнулся и брякнулся. Я подскочил и схватил его за шкирку, пока он не пришёл в себя. Я сунул свои губы ему в ухо и шепнул кое-что:

– Помолись своему пиратскому богу за то, что я догадался, но не сказал. Облобызай ему ножки, потому что я не скажу. Не ради тебя. Ради других.

И я отшвырнул его от себя. И вот теперь меня убьют. Жаль, что волосы не успели отрасти – хотелось бы помереть с нормальными.

– Держите Рики за забором, – крикнул я соседям.

– Держите наглеца! – взвыл чёртов Корк.

Всадники надвинулись на меня, а чьи-то руки дёрнули меня назад, в толпу соседей.

– Расступись! – орала Коркова родня, пытаясь до меня добраться. – Выдайте преступника, напавшего на высокородную особу.

Соседи перегородили улицу, а на выставленные вперёд вилы особо не попрёшь.

Как по заказу появилась полиция. Знакомый лейтенант, дядя Вэт, крикнул что-то про порядок и суд, но Корк уже взгромоздился на коня и повёл своих в атаку. Ох, до чего ж плохи наши дела! Соседи в заботе обо мне крепко держали меня за руки. Они никогда не помнят, что я волшебник, и что руки магу нужны для колдовства и для их же защиты.

И тут звонкий голос перекрыл весь этот гвалт:

– Корабли! Смотрите, корабли!

На ограде, напротив моего дома, стояла Ната в платьице в горошек и показывала на море.

Схватка заглохла, не начавшись. Крики взвились до небес. Корки умчались вниз. Соседи бестолково заметались, покидали через заборы домашние орудия убийства и понеслись следом. Лейтенант Вэт похлопал меня по плечу и сказал:

– Миче, мальчик, обратись в суд, тебе говорю. Может, Корков попустит.

Через мгновение его уже не было в поле видимости.

Я остался дурак дураком посреди улицы, и даже едва сообразил помочь Нате слезть. Из калитки осторожно выглянул Рики с Чикикукой на руках.

– Ну, вообще, Миче, ну ты даёшь! – только и сказал мой очень младший брат. Зверушка уткнулась ему в шею и дрожала от усов до кончика хвоста.

Мы помолчали.

– Могут вернуться, – наконец выдавил я из себя. – Кораблей-то нет.

– Но надо же было что-то делать, – пробормотала Ната.

Я притянул её к себе и обнял её, как Рики обнимал Чикикуку. А Ната вела себя также, как зверушка: уткнулась и дрожала.

– Спасибо, – говорил я, гладя её волосы и пытаясь успокоить. И всякий раз в таких случаях мне хотелось так прижимать её к себе всю жизнь. Я вспомнил, что мне ведь надо отказаться от этого, но прогнал кошмарную мысль, решив додумать её потом.

Ната не могла отсюда видеть корабли, если бы они входили в гавань. От моего дома открывается вид на то место, где пляжи, но не на порт. Но её крик взбудоражил всю округу. Люди с воплями пробегали мимо нас, скакали верхом, ехали в экипажах, всё вниз.

– Корабли! Корабли! – кричали все. – Что стоите? Наши вернулись! Победа! Победа!

– Победа?

Рики понёсся за угол и возвратился оттуда с дикими глазами:

– Корабли! На самом деле! Я их видел! Там!

Над Няккой грянули колокола, ликующий перезвон ворвался в безмятежное небо.

– Миче, стой! Обуйся хотя бы, – удержала меня за рукав смеющаяся Ната.

Очень скоро мы бежали вниз вместе со всеми, и в просветы видели на горизонте возвращающийся флот.

– А вдруг пираты? – испуганно крикнул я.

– Ты что? Это наши! Я узнаю корабли. Вон тот – флагман «Великая Някка», а вон там – «Решительный». Тот – самый красивый – «Роза Заполья». Вид у него потрёпанный. На том меня в детстве разок прокатили – смотрите, это «Прекрасная Ориес». Надо же! «Северянин»! Он такой строгий! Ой, глядите туда: даже маленький цел, «Малыш Клю». Он участвовал во всех сражениях и всегда возвращался почти невредимым. «Летящий»? … Нет, не он. Это «Энн Кари». «Летящего» нет, я не вижу. На тот дали деньги какие – то прошлые Корки. «Золотая мечта» называется. Понятно, какая у них мечта. Нет «Красавицы запада». Честно, нет её. Может, не дошла ещё, а? «Грозный Дук», его отняли у пиратов давным-давно. Его нет. Не вернулся. И двух новых нет. Миче, помнишь, мы смотрели, как спускали на воду «Лилию». Ужас какой! Где она? Миче, думаешь, все они… утонули?

– Не знаю, – охнул я.

Меня всегда изумляла страсть Наты к кораблям. Она знает их все, характер каждого, время постройки, имена капитанов. Кое с кем из них водят знакомство её родители, и Ната спокойно может попросить покатать её, взять в плавание и, представьте, ей доверяют штурвал и даже покомандовать. Она знает страшное количество морских песен и разбирается в рыбе, потому что её отец был сначала простым рыбаком, а теперь – один из трёх известнейших торговцев этой скользкой добычей. Мало того. Ната может водить речные торговые суда по прекрасной Някке, нашей реке.

– Ната, а где Чудилка? – теребил её Рики.

– Что ты, разве можно увидеть?

Судя по тому, что Петрик уезжал в порт с Далимом и королём, он должен быть на «Великой Някке», хотя вовсе не обязательно.

Команды сойдут на берег ещё не сейчас, но люди на набережной будут ждать. Пока переправляли раненых, и в порту грузили их на санитарные повозки. Я нагло отвёл глаза стоящим в оцеплении солдатам. Я бродил там и каждого встречного-поперечного спрашивал, не слышал ли он чего о Петрике Тихо. Зря я сюда пришёл. Невозможно было смотреть на этих искалеченных людей, заглядывать в их бледные, измученные лица. Война, это, знаете ли, не игра, не праздничное шествие. Это беды и боль. Надо было подождать вечера и прийти к госпиталю, где вывесят списки. Я не нашёл Петрика, зато меня затошнило и потемнело в глазах. Я ринулся было уходить, когда заметил долговязую фигуру приятеля – младшего доктора Шу, и пристал к нему с этим вопросом.

– Не знаю я, – вздохнул он. – Я не видал Чудилу. Где тут его найдёшь, смотри, что творится. С чего ты вообще взял, что ранен, почему сразу сюда пошёл? Здесь полно других моих знакомых, Миче.