Ирина Фургал - Возвращение солнца. Цикл «Деревянная сабля». Книга первая

Я не совсем понял:

– Мне надо пойти к Кохи? Зачем?

– Я не знаю, – был безнадёжный ответ. – Сходи, Миче, что тебе стоит? Хотя, если ты не придёшь, мы поймём.

Они поймут! Что эти Корки вообще понимают?

Через минуту мы шли уже по улице по направлению к госпиталю, а за нами увязалась Ната. Она заждалась своей читры и пошла за ней сама. А тут такое дело: я ухожу с младшим Корком.

– Куда вы? – допытывалась она, хватая нас за рукава. Она решила, что мы отправились бить друг друга на пустыре или пляже.

– Если не скажете, я закричу, и буду кричать, пока не прибежит стража! – пригрозила Ната.

– Кохи избил его папочка. Хрот говорит, что очень сильно. Мы идём в госпиталь, – объяснил я. Ната даже приостановилась от удивления, а потом сказала:

– Я с вами.

И пошла с нами. А следом трусила удивительная зверушка Чикикука.

*

Дело в том, что я видел побитых людей. Даже хорошо побитых людей. Даже того же Кохи. Но, право, то, что с ним сделал его папочка, это ненормально. Моего недруга поместили за ширму. Он ничем не отличался от изувеченных в бою матросов, разве что в худшую сторону. Его лицо было сплошным синяком, а всё остальное – в бинтах. Я видел только два пальца правой руки, к которым едва решился прикоснуться. Я боялся, что Кохи будет больно. Ещё – два огромных чёрных глаза, которыми он глядел на меня. Сообразив, что он меня слышит и понимает, я залопотал что-то о том, что всё будет хорошо, и что я сдержал обещание и не сказал никому, и не скажу он сам знает что. Но от самого Кохи я ничего не добился. Может, потому, что он был слаб, а может оттого, что рядом со мной стояла Ната. Наверное, она ему и вправду сильно нравилась, он не сводил с неё глаз. А наша Чикикука забралась к Кохи на постель и также нежно, как в прошлый раз, обнюхав лицо, легла ему на грудь и сложила лапки. Прав Рики, тут что-то не то. Что-то я не помню, чтобы она так обнюхивала Малька, например, или Чудилу, когда с ними знакомилась.

Тут вошёл врач и прямо онемел. А когда обрёл дар речи, принялся ругаться громким шёпотом:

– Это кто? Это что? – он ткнул пальцем в Чикикуку. – Уберите эту… это немедленно. Кто это такие? – он ткнул пальцем в меня и Нату. – Уберите посторонних, зачем они?

– Кохи звал, – пискнула, вылезая из-за спинки кровати, Лала Паг. Вот где девочка провела эти дни! От её писка проснулась Мадина, которая спала, положив голову на столик и на обнажённую саблю. Дурочка! Что она сделает этой тыкалкой, если сюда ворвётся её одичавший папаша?

– Ладно, – сказал врач. – Посторонние побыли и могут уходить. Прогоните эту кошку… Мышку. Это антисанитария.

– Нет, это Чикикука, – поправил я. – Это лечебная анчутская выхухоль. Я ударился головой, и она сидела у меня на голове, и голова прошла и перестала кружиться.

– Сотрясение мозга! – всполошился врач. – Надо обследоваться!

– Говорю же, всё прошло уже тогда. Лечебная выхухоль должна остаться с Кохи, если захочет. Парень моей кузины сорвался со смотровой площадки и здорово повредил лицо. Чикикука его облизала несколько раз – и что? Шрамов почти не осталось. Она садилась на колени моему отцу, который неудачно упал, и он стал выздоравливать гораздо быстрее. Очень, очень быстро.

– А! Анчу по фамилии Аги, – неожиданно улыбнулся задёрганный доктор. – Я слышал. Действительно, в Лечебнице все удивлялись. Ладно, выхухоль пусть остаётся, а вы, двое, давайте идите.

Я оказал сопротивление. Я сказал:

– Если я пригожусь… Вообще-то я волшебник, только у меня нет способностей к исцелению. Так, царапинки, всякая ерунда…

– Ерунда, – устало вздохнул врач. – Что ты тут сделаешь, сынок, какие царапинки?

Доктор так себя вёл и таким тоном говорил всё это, что меня бросило в жар от осознания того, что у Кохи всё очень, очень плохо, хуже не бывает. Ноги стали ватными, а сам я словно оцепенел.

Он вытолкал нас с Натой в коридор. Я так и не понял, зачем Кохи звал меня. Он не мог знать, что со мной придёт Ната. Для того, чтобы услышать, что ни я, ни Рики, ни Малёк не выдали паршивого старого убийцу, замыслившего переворот и резню?

Мне-то что, мне это было легко. Вот каково было Кохи не сказать, что я знаю правду, знаю имя того, кто стоит за похищением Доброго Сердца Эии!

Только сейчас до меня дошло: Кохи своим поведением, своим молчанием спас МЕНЯ от немедленной расправы. Меня, анчу, соперника в борьбе за сердце Наты!

Но кто выдал Кохи? Откуда Коркин папаша узнал, что старший сын пытался отобрать у меня святыню, но не смог? Откуда он узнал, что Кохи, зная, что я в курсе пиратских планов, не доложил немедленно об этом отцу, а поехал за город поговорить по душам с Миче Аги? Может, чёртов Корк решил, что это Кохи сказал мне, где амулет? Может, он пытал Лалу? И я не знаю, совсем не знаю, что происходило в доме Корков всё это время. Что делал проклятый старый злыдень с Кохи в отсутствие Лалы, сестры и брата? Я понял, он наверняка измывался над старшим сыном, пытался вытянуть из него всё, что тот знает и не знает об этом деле, обзывал его разными словами, бил по щекам, насмехался и угрожал. Конечно, тот, кто выдал Кохи, назвал и моё имя и сказал о моей роли в этой истории, но я теперь лучше знал Кохи, и сообразил, что он всё валил на себя, удержал ненормального отца от желания сей же час разделаться со мной, не открыл того, что это Лала рассказала мне про амулет, сознался в том, что подслушивал разговоры родителей, но пошёл против них. Какое наказание понесла девочка за то, что удрала из чулана «на экскурсию» с Кохи? Сидела в подвале? Кохи должен был быть невероятно убедителен, чтобы доказать отцу, что Лала не при чём, что он просто так взял её с собой, а не для того, чтобы она показала в пещерах дорогу к амулету. Понятно, отчего Кохи всё последнее время был сам не свой. Он даже от самых близких людей, от Мадинки и Хрота, скрывал то, что происходит. По мнению старого изменника, это Кохи встал на его пути к престолу, и теперь заслуженно поплатился за это. И я обязан молчать, потому что дал клятву!

Ярость захлестнула меня с такой силой, что перехватило дыхание, потемнело в глазах и помутилось в голове. Если бы я сейчас увидел отца Кохи, я сделал бы с ним то, что он сделал с сыном. Бил бы его, пока он не сдох.

Не соображая, что делаю, выбежал из госпиталя, забыв, что я здесь с Натой. Что-то злое и невменяемое внутри меня влекло неизвестно куда и требовало выхода. Я то бежал, то шёл быстро-быстро, то прикладывал сжатые кулаки к щекам и размазывал по ним слёзы бессильного гнева, то закрывал ладонями глаза. Невозможно смотреть на мир, где творится такое.

Не помня как, я вылетел на берег, на остывающий на закате песок у воды великой реки Някки.

Что происходит, я сразу не понял. Там клубилась улюлюкающая, воющая и гогочущая толпа. Рыбаки, торговки, бродяги, пьяницы, жители Пониже, района бедного и неспокойного. Они вымещали свои беды и своё ожесточение на волке, запертом в низкой клетке, стоящей на пляже. Клетку сняли с пиратского корабля, приведённого в Някку. Вон он, стоит у пристани.