Андрей Репин - Тень Земли: Снег

На стороне тьмы были численный перевес и грубая сила. Орды троглодитов клином врезались в лес, нацелившись на Лещинную поляну. Солдаты шли напролом, сметая всё на своём пути, и поначалу продвигались довольно быстро. Сосны и берёзы, которые росли неподалёку от западной опушки, давно уже страдали от близости троглодитов. Им бы только выжить, спрятавшись в свою кору и покрепче вцепившись корнями в родную землю. Они беспрепятственно пропускали врагов, если те их не трогали. Но чем дальше в лес, тем труднее давался путь. Деревья тут не привыкли терпеть чужаков, и злоба троглодитов вызывала в ответ многократно умноженную глухую ненависть. Вставали на пути мрачные лесные стражи – всё больше дубы да ели, – попробуй, пройди! Отряды разбивались и редели, пробиваясь между стволами, а иногда откатывались назад и сворачивали в обход.

Лес пробовали выжигать, но он не горел – только тлела кора, да старая хвоя пускала едкий дым. А в дыму троглодитам было ещё хуже: корень защемит ногу, дотянутся до горла безжалостные ветки – и конец. Пламени совсем не было, а дым окутывал заросли и копился в низинах, и троглодитам было не разобрать, где затаилась их погибель. От огня вскоре отказались.

Пробовали пронять лес колдовством, но добились немногого. Местные злые духи изъявили покорность наместнику, да что толку, если они бессильны против хозяина леса. Мелкие пакости где-нибудь подальше от Лещинных хором – вот и всё, на что они были способны. Да что там духи – сам демон ничего сделать не мог, пока жив был Григорий со своим Даром. Но сила пока что троглодитам не изменила. Солдат снабдили огромными топорами и приказали прорубать дорогу напрямик к Лещинным хоромам. Медленно двигалось войско. С огромными потерями, без отдыха, впроголодь, днём и ночью, шаг за шагом троглодиты врубались в лес, неумолимо покоряя то тёмный бор, то светлую рощу, то лесной пригорок.

Старый дуб, разбросавший на полсотни шагов вокруг себя молодую поросль, преградил дорогу отряду Борка. Оголённые сырые ветки клонились к земле под тяжестью прожитых веков. Кривой ствол с бесчисленными наростами и трещинами мог бы, наверное, порассказать столько жутковатого и таинственного, что можно слушать, открыв рот, целую вечность. Вечность по человеческим меркам – это жизнь двух-трёх поколений, которая укладывается в памяти глубокого старца. Он ещё хранит смутные воспоминания своего детства, когда были живы его отец и дед, и их рассказы о том, каким был мир до его рождения. Сто лет – это самое большее, что может осмыслить человек! А всё, что было раньше, существует ещё некоторое время в старых вещах, книгах и строениях. Но потом и это уходит. Невзначай выйдут юные грибники к забытым курганам, притихнут и отойдут подальше, станет им вдруг тоскливо и беспокойно, а от чего – не поймёшь. Люди живут в своём отрезке времени – ходят за грибами в Лещинный лес, купаются в реке Елшанке, берут воду из Исецкого родника – и даже не задумываются, из какой дали пришли к ним эти названия. А ведь люди не чета троглодитам. Те и вовсе живут одним днём: есть кусок мяса – и ладно. Нет у троглодита души и нет у него надежды на вечность, и память ему не нужна. Только деревья вечно хранят память о бесконечном времени. Вернее, не каждое отдельное дерево, а лес. Отжившие деревья не исчезают быстро, как люди, а долго ещё питают почтительно притихшую поросль рассказами о былом. Лишь те немногие из «быстроживущих», кто понимает язык природы, могут прикоснуться к этому духовному богатству.

Дуб, попавшийся Борку (или это Борк попался ему, как случайная мошка), был очень древним и очень крупным. Угрюмым и гордым. Оставлять его в тылу было никак нельзя – враг тут же смекнёт, какое это хорошее место для засады, ведь в его кроне и вокруг может спрятаться порядочный отряд лучников.

– Проклятое дерево, чтоб его! – выругался Борк. – Опять застрянем. Топорники, все сюда! Да бросьте вы мелюзгу! Сюда, я сказал!

– Мы и так взмокли, троглодан, на ногах еле держимся, – простонал один из лесорубов, оценив объём новой работы.

– Заткнись, падаль! Сколько вас с топорами?

– Шестнадцать нас осталось.

– Что? Где Худроб?

– Хаганта затянуло. Он уже по горло в земле.

– Где его топор?

– И топор в земле.

– Откопать, уроды! Где мне взять для вас топоров! Где я найду обоз в этом паршивом лесу! Достать топор, я сказал!

Пятеро бросились исполнять приказ, оставшиеся лесорубы принялись рубить поросль, а солдаты охранения зорко всматривались в окрестные заросли, зная по опыту, что кто-нибудь обязательно вступится за гибнущее дерево. Начали падать на землю молодые дубки, и их родитель задрожал от гнева. Страшная судорога взбудоражила всю рощу и земля зашевелилась под ногами троглодитов.

– Бежим, сейчас полезут корни! – заорали лесорубы и бросились врассыпную.

– Назад, грязные свиньи! – рассвирепел Борк. – Все на дерево! Под корень его!

Под корень? Это, оказывается, не так просто! Даже добраться до ствола не просто! Двое лесорубов уже корчились на земле, остальные прыгали меж извивающихся обнажившихся корней, и им ещё приходилось уворачиваться от веток, так что ни один топор пока не коснулся старого ствола. Подбежали пятеро с топором Худроба и сразу ринулись на подмогу. Освободившиеся инструменты немедля отдавали солдатам-охранникам, и они тоже присоединялись к рубящим. Началось настоящее побоище. Троглодиты старались отсечь наиболее опасные корни и ветви, и при этом несли потери. Но вот один из них подобрался к самому стволу и с размаху всадил в него безжалостное лезвие. Для дуба толщиной в три обхвата это была простая царапина, но как он разъярился! Послышался резкий протяжный скрип. Под ногами ошалевшего от страха лесоруба вдруг разверзлась бездонная щель, он провалился, взмахнув руками, а спустя секунду оттуда вылетела окровавленная и изуродованная голова; она ударилась о ствол и отскочила, забрызгав солдат. Топор несколько мгновений сидел в коре (он и кору-то не прорубил, не добрался до древесины), а потом сам собой отвалился и исчез в земле, его не успели подхватить.

Борк, пятясь, поскользнулся на желудях и со всего роста брякнулся на мёрзлую землю. Вне себя от злости, он приказал бросить на это дерево весь свой отряд. Продрогшие солдаты-охранники с ножами поспешили на выручку лесорубам, они рубили поросль и ветки помельче, пока топорники пробивались к стволу. Где-то справа раздался треск – это другие троглодиты свалили высокое дерево, его ствол рухнул неподалёку под торжествующие вопли солдат. Борковцы повернули головы и в этот момент потеряли ещё одного из своих – его подхватили ветки и со страшной силой ударили о ствол, а потом отшвырнули мёртвое тело. Эти ветки тотчас обрубили, но и жалкие обрубки, которые от них остались, норовили выколоть глаза или ударить по голове. Дуб отчаянно сопротивлялся, хотя лишился уже почти всех нижних веток и многих корней. Троглодиты в какой-то момент отступили, чтобы перевести дух. Борк оглядел своё изодранное и исцарапанное воинство, обругал всех, избил самых слабых и пообещал забить их насмерть, если работа не будет завершена в ближайшее время.