Владимир Козловский - Приключение длиною в жизнь

Единственная сестра мамы Эля была старше ее на 22 года. Её дочка Женя была с моей мамой, своей тётей, одного возраста. Она и ее муж по фамилии Джурашевич, капитан дальнего плавания, жили в Одессе и тоже были депортированы в Германию. Я дружил с Элиной внучкой Дагмарой и правнуком Аликом Куликом.

Пожалуй, самую важную роль в жизни всей маминой семьи и моих родителей сыграл мой дядя Константин Максимович Седенко, 1886 года рождения.

Он был очень успешным коммерсантом, занимался оптовой торговлей табаком. Когда вспыхнула революция, дядя находился по коммерческим делам за границей и решил не возвращаться в Россию. Он говорил, что сразу понял – добром все это не закончится.

В это непростое время с ним произошел один случай, когда совершенно явным образом в дядину судьбу вмешалась Фортуна, с тех пор его полюбившая на всю жизнь. Говоря проще, дяде невероятно повезло. В какой-то момент на Кавказе была закуплена партия табака, дядя не успел ее оплатить, как случились революционные события. И в огне, так сказать, революции контрагент пропал, платить стало некому. А табак пошел на реализацию, конечно, с хорошей прибылью, что дало дяде Косте первоначальный капитал для продолжения дела за границей.

В конечном счете дядя обосновался в Египте – стране, где не было своего табака, он весь импортировался. И Константин Максимович, благодаря своим коммерческим связям, стал его поставлять – из Турции, Болгарии, Греции. Дела у него пошли очень хорошо. Но в революционной России уже несколько лет как оставались мать с отцом и родня, надо было что-то предпринимать для их вызволения оттуда. И дядя совершил очень важный для нашей семьи поступок: он выкупил и вывез родственников за границу. Tout a fait [3] Именно так (франц.) , именно выкупил, за валюту, которая была очень нужна молодому Советскому государству. Уплатил, если не изменяет память, около 25 тысяч английских фунтов. Это была по тем временам очень большая сумма. Так мой дед Максим Яковлевич Седенко, бабушка Альбина Валериановна с дочкой Лидией (моей будущей мамой) и сыном маминого брата Аркадия Всеволодом оказались в Египте в 1924 г. Они долго плыли кораблем из Одессы, ведь тогда самолетами не летали.

Они разделили судьбу почти трех миллионов эмигрантов из России, осевших в самых разных уголках света.

Константин Седенко, Александрия, 1921 г.

Мой папа Константин Козловский родился в 1899 году в селе Завалье Каменец-Подольского уезда Подольской губернии, в те времена – в составе Российской империи. Большая её часть приходилась на нынешние Винницкую и Хмельницкую области Украины.

Их род обеднел еще до революции. Дед был лесопромышленником, но, когда папе исполнилось пять лет, дед погиб. Там случилась какая-то трагическая история: кажется, он выпал из экипажа и разбился. Так что папа рано остался без отца. Было непросто, его мама давала уроки игры на фортепиано (она была хорошим музыкантом). Папа хорошо учился и в 16 – летнем возрасте поступил в Киевский Императорский университет святого Владимира.

Когда произошла революция, он учился на втором курсе. В университете начались волнения, назревал бунт. Папе предложили примкнуть к красным. Но он, изучив «Манифест» Маркса и Энгельса, пришел к выводу, что это эта теория неверна и нежизнеспособна. В Киеве в то время уже действовали разные группы белых, шла запись в добровольцы, и папа в 1918-ом году записался в Белое движение. А вот его младший брат Иван в это же время примкнул к красным.

Лидия и Максим Седенко с капитаном судна Одесса – Афины, 1924 г.

Папа попал в кавалерию, и любовь к лошадям и верховой езде сохранил на всю жизнь. Служил он в армии генерала Деникина. Знаменитого Деникина, чей прах ныне перезахоронен со всеми соответствующими герою России почестями в Донском монастыре Москвы.

И это правильно, ведь они, белые офицеры, тоже защищали свою родину. Гражданская война – тяжелейшее испытание для всех. Я всю жизнь ощущаю боль в сердце, когда смотрю фильмы или читаю книги о том времени. Нет ничего страшнее гражданской войны, когда с оружием в буквальном смысле идут друг на друга соседи, друзья и братья. Так и мой папа со своим братом оказались по разные стороны баррикад: один – у красных, другой – у белых. Но, слава Богу, на поле битвы им встретиться не довелось!

Отец служил где-то под Орлом. Там шли жестокие бои с красными, и папино подразделение (это был даже не полк, что-то поменьше) попало в ловушку. Они должны были освободить поселок, но их предали, и в поселке уже ждали красные с пулеметом. И вот картина: двадцать кавалеристов направляются к деревне, и их косят пулеметные очереди. Первые тринадцать человек погибли сразу, остальные успели повернуть обратно…

Из этой чертовой дюжины уцелел только папа: он смог, будучи раненым, уползти по траве, и когда красные пришли проверить убитых, они насчитали только двенадцать тел. Папа получил в подарок от красных три пули.

Он полз, а затем, опираясь на шашку, добрался до ближайшей избы, постучал, и хозяин открыл ему дверь. «Или ты меня спрячешь, или я тебя сейчас убью», – сказал папа крестьянину. Когда он рассказывал мне это в детстве, было видно, как непросто ему это далось, насколько тяжело было через всё это пройти. Или ты убьешь, или тебя убьют – это самый страшный выбор на земле.

Папу спрятали на чердаке в сене, и там он самостоятельно пытался оказать себе медицинскую помощь, пользуясь своей аптечкой. Хотя что там могло быть, сами понимаете, бинт, йод… Красные, между тем, его искали: они не досчитались одного убитого врага и понимали, что он где-то рядом. Пленных тогда никто не брал, ни красные, ни белые. Папа это знал, поэтому и объяснил крестьянину: я буду отстреливаться и убью, сколько смогу, но оставлю в пистолете две пули. Если ты меня выдашь, одна пуля будет твоя, а другая – моя.

На следующий день пришли белые и освободили поселок. Крестьянин передал папу, потерявшего очень много крови, своим. Спасибо ему за папину сохраненную жизнь. И это был не единственный человек в папиной судьбе, который его спас.

Папа отступал вместе с белыми в санитарном вагоне, долго ехал до Ростова, затем лечился в Ростове месяц или полтора. Тогда ведь медицина была «медленной», лекарства и средства совсем другие, раны заживали долго, даже антибиотики открыли позже. Так что и хирургия от современной сильно отличалась, что и говорить, начало XX века! Чуть что – просто отрезали ногу, и всё, живи, как можешь. Но папа сказал, что предпочтет умереть, чем жить калекой с одной ногой. Тогда инвалид воспринимался совершенно по-другому, и это была страшная участь для любого офицера. Кроме того, папе было всего 20 лет и он не мог представить себя инвалидом.