Владимир Козловский - Приключение длиною в жизнь

Тем не менее, когда я бываю в Стамбуле, всегда стараюсь посетить это место. Крестил меня настоятель этой церкви, отец Михаил, с которым мои родители дружили.

Видимо, зигзаги судьбы, выпавшие на долю родителей еще до моего рождения, заранее предопределили и мой будущий жизненный путь: он был полон переездов, приключений, смены деятельности и других «кульбитов». Папа после своего неоднократного бегства от смерти, а затем и из России, по-моему, мысленно всегда был готов собраться в дорогу и двигаться еще куда-нибудь, в более подходящее место.

После адаптации в Египте, наверное, все дальнейшие перемещения воспринимались не так катастрофично. Собственно говоря, в Турцию родители уже не бежали, а ехали на хороших условиях.

Табачная фирма дяди Кости находилась в Стамбуле, но склады были рассеяны по разным городам, и папа много разъезжал по всей стране. Начиная с какого-то момента дядя Костя начал передавать ему все больше рычагов управления, постепенно все дело легло на папины плечи.

Владимир Козловский в колыбели, Таксим, Стамбул. 1932 г.

Жили мы в то время уже весьма обеспеченно, я был единственным сыном, и конечно, меня баловали. Покупали лучшие, самые модные и дорогие игрушки.

Летом мы нанимали дачу у одного визиря, бывшего министра султана. Это было чудесное имение на Босфоре, там есть такие дачные места. Это все стоило тогда дешево, а красота была необыкновенная. Одним словом, турецкое детство, в любящей семье, в благоприятном климате, в сытости и довольстве, было счастливым и безоблачным. И страну эту с тех пор я полюбил всей душой, возвращаюсь туда практически каждый год.

В Турции началось и мое образование. Выбор учебных заведений был, собственно говоря, невелик, и папа отдал меня в религиозную французскую школу, где меня обучали сёстры-монашки. Английская школа в Турции тоже существовала (Robert College), но папа отдал предпочтение французской, может быть потому, что для него самого это был первый иностранный язык. Школа моя была названа в честь Святой Пульхерии, и она по-прежнему существует под именем Sainte Pulcherie, хотя и является теперь обычным светским лицеем.

21 апреля 2016 года я был приглашен на бал по случаю ее 160-летнего юбилея. К сожалению, из моего выпуска я был там единственным представителем.

21 апреля 2016 года я был приглашен на бал по случаю ее 160-летнего юбилея. К сожалению, из моего выпуска я был там единственным представителем.

Владимир Козловский с няней Полей, Таксим, Стамбул, 1934 г.

Владимир Козловский с отцом, Таксим, Стамбул, 1940 г.

Владимир Козловский в форме лицея Сан-Пульшери, 1938 г.

Лицей Сан-Пульшери, Стамбул, 1940 г.

Сан-Пульшери (Владимир Козловский – второй слева), 1940 г.

Кстати, эта школа давала совместное начальное обучение, до четвертого класса мальчики и девочки учились вместе, что было большой редкостью для того времени и страны. Самое яркое впечатление от начала учебы у меня связано с историческим событием, похоронами Кемаля Ататюрка в 1938 году. Кажется, я был во втором классе, когда это случилось. Турки обожали и боготворили Ататюрка, и на его похороны, естественно, вышли и школы полным составом, чтобы отдать искреннюю дань уважения. Я шел вместе со всеми в траурной процессии. Конечно, это был выдающийся государственный деятель, настоящий отец нации. Не повезло Турции, что он умер довольно рано, всего в 57 лет. Но что делать… Говорят, он очень много пил: и виски, и коньяк, и раки.

Хочу заметить, что несмотря на все предыдущие войны с Россией, Турция после нашей революции приняла очень много беженцев. Те, кто бежал через Крым, Новороссийск, Одессу, попадали сперва в Турцию. Многие там и остались, хотя кто-то в 30-е годы поехал дальше: в Америку, Австралию, Канаду. Такую лояльность к русским я считаю заслугой именно Ататюрка. Его не стало, и отношение к иностранцам постепенно изменилось, как, впрочем, и вся страна. Его последователи не преуспели в продолжении его миссии, политика страны стала радикальной…

Тогда, в Стамбуле, я впервые встретил своих соотечественников не из числа эмигрантов. Это было в обувном магазине «Адмирал», неподалеку от российского консульства. Двое незнакомых мужчин выбирали обувь и разговаривали по-русски. Не знаю, что именно навело меня на эту мысль, но я громко спросил своего отца: «Папа, смотри – это большевики?» Папа просто увел меня из магазина, но направленные на нас пристальные взгляды я помню до сих пор. Мне было лет 5, значит, это произошло в 1937 г.

Кстати, именно в этом году папу арестовали на двое суток, обвинив в шпионаже в пользу Советского Союза. Абсурднее обвинение придумать было нельзя! К счастью, довольно быстро выяснилось, что папа не тот, кто был нужен полиции: им поступили сведения на советского шпиона по фамилии Козловский, но это был всего лишь однофамилец. Поэтому папу довольно быстро выпустили.

Другое мое отчетливое воспоминание о турецкой школе связано с «национальным вопросом». Мы все там были представителями разных конфессий: католики, православные, мусульмане, евреи. В нашем классе был мальчик Иван Шик, чешский еврей. У него была ярко выраженная семитская внешность, к тому же он был слишком хорошенький, поэтому его часто задирали. Дети, как известно, часто бывают жестокими и дразнят тех, у кого другой цвет кожи или еще что-то не так, как у большинства. Однажды во время перемены к этому Ивану пристали три мальчика постарше: грек, мальтиец и кто-то еще. А я его защищал. И нас, скажем так, слегка поколотили. Так с ранних лет я стал интернационалистом и оставался им потом всю жизнь.

В Турции родители начали собирать русский антиквариат, точнее то, что сейчас стало антиквариатом. Тогда все это за бесценок продавали эмигранты или люди, к которым эти вещи попали случайно. У меня хранится одна такая реликвия, икона Св. Владимира работы Фаберже. Вещь редкая, потому что Фаберже вообще мало делал икон. Папа купил ее в Турции у какого-то дворянина, который был без копейки, кажется, за 60 фунтов. Я очень дорожу этой иконой, это настоящая жемчужина моей коллекции.