Павел Северный - Связанный гнев

Мещерский, раскурив папиросу, кладя спичку в пепельницу, стоящую на столике, обратил внимание на рамку с фотографией миловидной девушки. Взял рамку в руку, рассматривая, спросил:

– Кто такая красавица?

– Ксения. Дочь.

Князь поставил рамку на стол.

– Слышал о ней. Огорчила и даже опорочила вас.

– Это как взглянуть.

– Но ведь она сослана в Сибирь?

– Теперь туда многих ссылают. Молодежь испокон веков не по нашим вкусам живет и мыслит. В молодости и у вас, поди, бывали мысли о несогласии с государственными порядками?

– Господь с вами, господин Воронов! Подобных мыслей у меня не могло быть. Мое воспитание, а главное, происхождение не могли допустить в сознание помышлений против самим Господом благословенного государя императора.

– Дочь свою я тоже крамоле не обучал. Сама дозналась в Москве.

– Чрезмерно опасны подобные идеи.

– Сами, ваше сиятельство, в том повинны, что плохо присматриваете за молодежью, вот она и начинает выражать всякие неудовольствия. Но ведь их за это наказывают. Даже стреляют в них. Мою Ксению тоже по головке не погладили за опасные мысли и шестью годами в Сибири одарили.

– Вот и хорошо! Пусть в сибирской стуже поразмыслит о будущей жизни, а, поразмыслив, не станет порочить отцовские седины.

– Это для меня дело прошлое.

– Прошлое? Но малоприятное прошлое.

– Не ваша забота о сем, – резко сказал Воронов и, встав, прошелся по залу.

– О вас, господин Воронов, мне много лестного сказал в Екатеринбурге горный начальник.

– Мало он меня знает.

– Но судит о вас со слов людей, коим доверяет.

– Зря. Я обучен жизнью по чужим словам о людях не судить. Сам узнаю их по делам.

– Так же поступаю и я. Доказательство этому мой визит к вам, хотя вы и отказались приехать ко мне в Тагил, когда приглашал вас. Почему не приехали?

– Потому что не вы мне, а я вам нужен.

– Оригинально мыслите.

– По-вороновски. Не мальчонка, на любой зов бежать.

– Не ладится у нас с вами беседа.

– Зряшная, потому и не ладится. Больно по-барски со мной беседуете. Памятуя, что происхождение мое мужицкое.

– А может, от другого не налаживается беседа? Оттого, что не знаете, зачем понадобились мне.

– Об этом догадываюсь. Сужу по вашим беседам в Лысьве, Екатеринбурге и в Тагиле. Доложите, ваше сиятельство, о причине заезда в мой дом.

– Пермский губернатор, господин Воронов, был, оказывается, прав, аттестуя вас как человека с трудным по складу характером.

– Вот губернатор знает меня неплохо. Не разок сшибались мы с ним в спорах по разным вопросам.

– Но мнения о вас он неплохого. Однако поговорим лучше о цели моего визита.

– Слушаю. – Воронов сел в кресло напротив Мещерского.

– Прибыл к вам по важному для империи делу. Но прежде условимся, что беседа наша при удаче и неудаче должна быть секретной и при этом сугубо секретной.

– Хорошо.

– В сферах сановного и финансового Петербурга имеются сведения о вашем замысле создать на Урале синдикат золотопромышленников. Замысел ваш, конечно, вполне ясен. Им вы намереваетесь мешать проникновению в золотопромышленность Урала иностранного капитала. Кое-какие иностранные анонимные общества, благодаря вашему замыслу, оказались в неприятном положении. Например, госпожа Зотова отказалась продать свои прииски одному такому обществу.

– Знаю. Хвалю Прасковью Зотову за такой поступок. Женщина не без царька в голове.

– Напрасно одобряете ее поступок. Ставлю вас в известность, что навестил Пермскую и Уфимскую губернии по желанию высоких особ столицы, поддерживающих право иностранного капитала на уральскую промышленность. К сожалению, госпожу Зотову повидать не удалось. Пребывает за границей на лечении. И мне посоветовали о многом поговорить с вами.

– Пожалуйста.

– Прежде всего, правда ли, что, узнав о намерении Зотовой продать свои прииски, тотчас предложили ей более высокую цену и приобрели их в собственность?

– Сущая правда!

– Прелестно! И говорите об этом так спокойно.

– А чего волноваться из-за такой обычной сделки?

– Тогда объясните, почему с такой непримиримостью восстаете против иностранного капитала?

– Воров иноземных не люблю, потому своих немало. Иноземец нынче лезет на Урал к его богатству с подлостью личной наживы.

– Но ведь и вы наживаетесь?

– Так я русский, ваше сиятельство!

– Забываете из-за своего порочного патриотизма, что именно иностранный капитал несет прогресс в нашу промышленность. У него передовая техника!

– Она и у нас заводится от разума своих умельцев и ученых людей. Черепановы раньше иноземных умников до многого додумались.

– Пора вам уразуметь, что наша золотая промышленность нуждается в совершенствовании.

– Машины всякие мы покупаем у иноземцев. Работать на них учимся. Хвалите иноземцев, потому глядите на них с выгодной вам стороны. Забываете, что и у нас есть своя сторона, с которой видим их. Послушаешь вас и узнаешь, будто богатые иноземцы невесть какие благодетели возле уральского золота. Слава богу, разглядели иноземцев, кои успели примазаться к уральским богатствам. И уразумели, что они учат нас, как ловчее объегоривать царские законы да обворовывать земные богатства уральской земли.

– Погодите, господин Воронов! – Князь, встав на ноги, прошелся по залу. – Говоря так, вы уподобляетесь примитивному мышлению ваших смекалистых мужичков без роду и племени, случайно разбогатевших. Хотите своим замыслом позволить им быть хозяевами края?

– А кто, как не смекалистые мужички без роду и племени богатства Урала разведали?

– А сколько из-за них рабочий народ горя претерпел!

– К этому, ваше сиятельство, дворяне руку приложили, охомутав работный люд упряжью крепостного права.

– Но вы же одаренный человек, сколотивший на Урале такое огромное состояние, а не хотите понять, что ваш замысел о синдикате только для русских промышленников опасен для государства.

– Чем?

– Многим. Неужели не знаете, что иностранным анонимным обществам покровительствуют знатные люди империи?

– Понимаю, о чем вы говорите. Даже великие князья не прочь стать их компаньонами, а все оттого, что с нами, мужиками, иметь дело гнушаются. Я это испытал. Великий князь Кирилл возымел намерение купить у меня лесные угодья, а я не продал.

– Почему? Из самодурства?

– Вовремя узнал, что он покупал для иноземного капиталиста. Отказом князя, конечно, обозлил. Схватить меня за шиворот не смог, но на судьбе моей дочки отыгрался, приказав найти против нее политические улики покрепче.

– Тише, господин Воронов. Как смеете клеветать на великого князя?

– Неужели донесете ему? Ежели секретный разговор у нас, так во всем пусть будет секретным. Вот про рабочих помянули. Мы от недавних рабочих беспорядков немало тревоги пережили. Революция и мне страшна. Грамотный. Разбираюсь, что ожидает меня, случись такая беда. После девятьсот пятого я узнал, что для тех, у кого капиталы, придумана наука марксизма. Про нее ведомо нашим работягам, и понятна им их выгода от нее. Уральский рабочий своебышный по характеру, да и по разуму не простак. Давайте начистоту. Приехали в край по воле Победоносцева? Ведь возле него густо грудятся иноземцы.