Павел Северный - Связанный гнев

Новосильцев, перестав играть, вмешался в разговор:

– Ерунда, князь Василий. Я сам отвезу князя в Златоуст, ротмистр.

– Прошу извинить, но допустить этого не могу. За безопасность князя несу ответственность.

– В таком случае возьму эту ответственность на себя.

– Полагаю, что для этого нужно…

– Что именно? Повторяю, беру ответственность на себя. Князь – мой гость. Вы можете со своим конвоем вернуться в Златоуст. Князь у меня долго не задержится.

– Буду настойчиво протестовать.

– Похвально! Уверен, что князь оценит ваше упорство. Мне тоже нравится ваша бдительность. Князю приятно убедиться, как в Златоусте четко работает жандармское управление по охране законопорядка.

– Действительно, ротмистр, Вадим Николаевич прав. Он благополучно доставит меня в Златоуст. Вы же сами восторгались его лошадьми. Ответственность с вас снимаю, – сказал Мещерский.

– А чтобы убедиться, что князь приедет в дом управителя в сохранности, вы можете подежурить возле него.

Ротмистр, недовольно посмотрев на Новосильцева, звякнув шпорами, поклонившись, вышел из гостиной.

– Этого Тиунов мне не простит, – улыбнувшись, Новосильцев заиграл прерванную мелодию шопеновского вальса. – Летом на промыслах будет донимать старателей обысками.

– Зачем?

– Искать крамольную литературу. Владелец промыслов своим неуважительным отношением к его высокой особе кажется ему подозрительным.

– А ты своим предложением подежурить у дома управителя действительно мог его обидеть?

– Переживет! У меня гвардейская традиция не питать к жандармам уважения.

– У твоего Закира злой взгляд. Он татарин?

– Да. Закиру обязан жизнью. Он на руках вынес меня с поля боя. Несколько верст тащил на себе. Преданный мне человек. Здесь преданность приходится особенно ценить.

Окрест Златоуста в извечном карауле величественное горное царство трех Таганаев. Горы Уренга, Косотур, Татарка и Липовая ближе всех подступили к его населению.

Древний горный завод с титулом города с 1865 года расположился по увалам на берегах огромного пруда, образовавшегося в долине реки Ай от ее запруды.

В слободке за станцией Самаро-Златоустовской железной дороги на горном склоне с хвойным лесом, ухоженным, как парк, раскиданы казенные домики железнодорожников, а также жилища частных владельцев.

В пятистенной избе с тремя окнами по фасаду, с наличниками, украшенными кружевной резьбой, живет семья Архипа Рыбакова – гравера Князе-Михайловской оружейной фабрики.

В закатный час в ее горенке у окна с видом на Ветлужную улицу стоял Макарий Бородкин, любуясь отсветами закатного солнца на сугробных снегах.

В Златоусте Бородкин доживал вторую неделю. Приехал в него после встречи со Степаном Лыковым на шахте Косогорского рудника. По словам Лыкова, у него было предположение, что именно в Златоусте могли находиться их товарищи по Верх-Исетскому заводу, перебравшиеся туда на жительство после подавления забастовки. У Лыкова были также сведения, что в заводах возле Златоуста вновь сколачиваются очаги партийного подполья, и, будучи в этом уверен, он дал Бородкину пароль для контакта с Архипом Рыбаковым.

После встречи с Архипом Бородкин с сожалением узнал о безрадостном состоянии дел партийного подполья на казенных заводах Южного Урала, о присутствии в рядах подпольщиков разногласий из-за приверженности кое-кого из них к меньшевикам. Но тут же убедился, что революционная работа совсем не заглохла и лучше всего ведется железнодорожниками. Рыбаков трезвостью своих суждений произвел на Бородкина хорошее впечатление. Бородкин поделился с ним замыслами о работе на приисках под видом торговли. Замысел Рыбаков посчитал заслуживающим внимания, но предупредил, что, несмотря на вполне достаточные лично для него доказательства о принадлежности Бородкина к партии, его будут тщательно проверять товарищи в Златоусте и в Уфимской губернии, а это железнодорожники, в руках которых здесь ключевые организации революционного подполья большевиков.

Нашло одобрение Рыбакова и появление Бородкина в личине купеческого приказчика, и он посоветовал, укрепляя свои позиции в этом направлении, заводить знакомства с купцами, владельцами лавок и лабазов, а главное внимание уделять кустарям в артелях, изготовляющим известные всей России ножи и вилки из Златоустовской стали, и вновь подтвердил, что, возможно, в них он и найдет товарищей со своего завода, временно не объявивших о своей былой принадлежности к партии.

В Златоусте Бородкин поселился в надежном доме по адресу, данному ему Рыбаковым.

Прожив три дня, Бородкин побывал в полицейском участке, не вызвав своим появлением особого любопытства к своей особе, хотя пристав после осмотра его паспорта и расспросов о московской жизни посоветовал, с кем ему из купечества завести знакомства для осуществления его намерения в начале торгового дела.

С Рыбаковым встречался Бородкин случайно на улице, когда гравер возвращался домой после работы на фабрике. Однако после третьей встречи Рыбаков сообщил, что у него есть основания случайные встречи прекратить, но добавил, что в скором времени позовет его к себе в гости, и дал адрес своего дома в Слободке. Это Бородкина насторожило, припомнилось, что на кратких свиданиях Рыбаков на некоторые вопросы давал уклончивые ответы, и, естественно, появилось предположение, что Рыбаков ему не совсем доверяет до окончания ведущейся проверки.

Стараясь отогнать от себя мрачные предположения, Бородкин заводил знакомства среди купцов и их приказчиков, побывал во многих кустарных артелях, но в них никого из желанных товарищей по заводу не нашел, даже познакомился с основателем артели производительных кооперативных товариществ мастером Аникеевым.

Дни проходили, но приглашения от Рыбакова не было. Бородкина это беспокоило. Он перебирал в памяти все имена товарищей, кои могли подтвердить его партийность включительно до железнодорожников города Екатеринбурга, понимая, что подобная проверка неизбежна и необходима.

И сегодня, когда Бородкин раньше обычного вернулся домой после осмотра арсенала, в котором хранятся и выставлены для обозрения образцы изготовленного прежде и изготовляемого теперь в Златоусте оружия, хозяйка передала ему наказ в четвертом часу зайти домой к Рыбакову и подробно объяснила, какими улицами и переулками ближе пройти в слободку.

Придя в слободку, Бородкин постучал в калитку рыбаковского дома. Залаяла собака, а через минуту миловидная девушка в накинутой на плечи шали, открыв калитку, поздоровавшись, провела его в горницу. Она узкая и продолговатая, в одно окно. Стены оклеены обоями. На стенах полки с книгами. Кровать под стеганым лоскутным одеялом. На окне кружевные занавески. Стол. Над кроватью в рамке фотография женщины в годах с глазами, похожими на глаза впустившей его девушки.