Антон Дворченко - Недо… (рассказы). Ради карнавала

Заканчивали мы вместе с мелким почти что на равных. С того вечера говорить стало получаться потихоньку. Сперва не особо разберешь, но со временем все лучше и лучше.

Объяснил мне мелкий, о чем старик говорил перед смертью. Про старшого.

Про то время давнее, когда маманя померла, да, выходит, не своей смертью. Я тогда в отъезде был, вернулся уж к могилке. А мелкому дядька наш старый, сызмальства к нам приставленный, успел рассказать кой-чего. Видел дядька, как заходил в домик мамани, крадучись, ночью старшой. Видел, как, озираясь, выходил. А вот маманю живой опосля того никто не видел. Дядька через пару дней пропал. Искать его и не искали вовсе.

Мелкий тогда, меня не дожидаючись, решился уж было, после дядькиного рассказа, поутру прилюдно вызвать старшого на бой смертный. Да приснился ему ночью какой-то старец. Колдун или монах, не разобрать, но, по всему – отшельник. Старец наказал мелкому, если хочет он верх взять над обидчиком, дождаться отцова благословения. До той поры все в секрете держать и ни словом, ни взглядом себя не выдать, не то сгубит его старшой и кровь неотмщенной останется.

А недавно тот же старец вновь ему явился и велел в путь-дорогу отправляться. Сперва указал, где подмогу можно найти – и нашел там мелкий… меня. А вчера ночью привиделось место, где подскажут ему, как сильным стать.

Оказывается, на старшом, после той ночи, заживать все стало очень быстро. В смысле не то, чтобы, как на собаке, а глазом моргнуть не успеешь – и рана затянулась. Мелкий разок подбил шайку наемников устроить засаду. Удалась засада. Охрану положили в два счета. Всей кучей кинулись на старшого, ранив его много раз. А убить так и не смогли. Меч не успевали из раны вытащить, глядь, а раны никакой уж и нету. Половину шайки положили, едва ноги унесли, а старшой лишь хохотал вслед.

С едой отравленной тоже ничего не вышло.

Вот потому и пришлось топать нам с мелким туда, где он сильным станет.

__________

Долго ли, коротко ли, добрались до нужного местечка.

Старуха, что жила в покосившейся, видавшей виды развалюхе, встретила неласково, но все же по-людски. И в баньку пустила попарится, и на стол (а мне, понятно, под стол, в миску) накрыла. Да и спать, хотя бы и на сеновале, всяко лучше, чем под открытым небом. А наутро, за час до рассвета, отправила меня бабка в лес охотиться. Вернулся с добычей – объявила старуха, что дальше брат должен был один в путь-дорогу отправиться, а мне велел здесь дожидаться. Хоть подозревал я, что дело, всего-навсего, в том, что охоча бабка, несмотря на лета свои преклонные, до дичи лесной. И хочет, чтобы я ей припасы пополнил. Ну да делать нечего – стал ей помогать, да мелкого из похода дожидаться.

И дожидался бы по сей день. Кабы однажды не вышел я с охоты, дав хорошенького кругаля, к избушке бабкиной с противоположной стороны, с задов. Там, где у бабки в погребе ледник был. И кабы не услышал донесшийся из-под земли чей-то глухой стон. Впрочем, ежу понятно, чей.

И опять повезло нам с братом. Дважды.

Первый раз – когда вовремя почуял я бабку, пристально наблюдавшей за мной из окна. Почуял, мигом сообразил, что сейчас дернусь чуть, и наутро шкура моя на полу перед печкой ковриком окажется. Не сбился с шага, мимо ледника прошел, как и не было ничего. Обошел домишко кругом, положил добычу на землю – как сейчас помню, жирный тетерев попался. Посмотрела хозяйка на меня с порога. Даже и не грозно вовсе, а так… задумчиво. Крестьянин так же задумывается, пришла пора порося колоть, али пусть еще недельку-другую сало нагуляет. Тут я в кои-то веки и порадовался, что так все обернулось со мной. Был бы человеком, ни в жизнь не выдержать мне такого взгляда, всяко бы чем-нибудь себя выдал. А по волчьей морде – поди разбери. Вот и обошлось. Три дня она за мной присматривала, потом, вроде, успокоилась.

Второй раз повезло, когда через неделю, отправившись затемно на охоту, я перед тем, как в лес углубиться, решил забраться на ближний из холмов. Забраться и посмотреть на избушку. Сам до сих пор не знаю зачем. И разглядел я в предутренних сумерках, как из дома вылетела здоровенная летучая мышь. С орла, не меньше. Круг над крышей сделала, да и прочь полетела. Крепко мне было боязно возвращаться, да рассудил я – чему быть, тому не миновать. Так на так, если не убежим – ненадолго жильцы мы с мелким. С тем и потрусил я прямиком к леднику. Зубами крышку поднял, внутрь сунулся.

И тут же обратно выскочил, отдышаться. Да уж…

Хоть и подозревал что-то похожее, а все едино, чуть не брякнулся наземь, без чувств. Хоть волком, хоть человеком ни за какие коврижки не полез бы я обратно, как увидал, каким стал теперь брат. Однако делать нечего, воротился. Одному все равно не укрыться мне от бабки, да и не бросать же его… вот так… Несколько трубок блестящих, что торчали из мелкого, я зубами вытащил. Часть веревок разгрыз, хоть и с опаской. Освободил ему левую руку. Быстрей отскочил подальше – посмотреть, признает меня мелкий или нет. А то, вона как обернулось, перепутает меня с ужином, да и бросится, глазом моргнуть не успеешь. Обошлось на тот раз. Мелкий только моргнул несколько раз и прошептал хрипло:

– Пи-ить!

Я ему начал, было, объяснять, что плошки все в доме попрятаны, бочка с дождевой водой на задворках здоровенная, не сдвинуть, а из колодца я не… Но мелкий, усмехнувшись криво, уголком рта, произнес:

– Да я не об этом…

И посмотрел на меня задумчиво, как бабка давеча. Сглотнул я и пробормотал, глядя в пол:

– Ну, так я это… того… Пойду, что ли, поохочусь?

– Пойди, что ли. Но ты уж постарайся там. Принеси что-нибудь крупное. Мне сегодня… много сил понадобится.

Еще одна кривая ухмылка.

Не сводя глаз с мелкого, я спиной попятился к лестнице. Вот уже было, повернулся, собрался наверх карабкаться, как услышал:

– Да, кстати…

Я застыл с поднятой лапой, поминая всех богов – и человечьих, и волчьих.

– Спасибо, что заглянул. Я этого не забуду.

Не оглядываясь, я кивнул существу, не так давно бывшему мне единокровным братом, и рванул в спасительную чащу.

Бежал и думал, что захаживали бы к бабке почаще путники, вроде нас, не пожадничала бы она. Шею бы свернула на раз или дурмана какого подсыпала, чтобы не рыпались. А на безрыбье – решила она из брата дойную корову сделать, про запас. И я кстати подвернулся – для восстановления сил мелкому еду таскал, сам того не зная.

Он, между прочим, хитрец, и старуху обманул и меня. Старуху, потому что вовсе не таким уж он, на самом деле, ослабевшим был, как ей показывал. Освободиться только не мог, без моей помощи. А меня провел, потому что под предлогом жажды своей особенной услал подальше. Как он сам мне после объяснил, помочь я ничем не мог, только б путался под ногами. Победи старуха – у меня еще была слабая надежда оправдаться перед ней – знать ничего не знаю, ведать не ведаю, охотился в лесу. Победи он, и, будь я в этот момент рядом, запросто, в кровавом безумии, не остыв от битвы, мог бы и меня тут же порешить, не успев опомниться.