Кеша Захаренков - Иннокентий едет в деревню

«Что это он так расстроился?»

Решив переехать в деревню, я не подумал, что кому-то мой поступок придется не по душе. И этих «кому-то» будет на удивление много.

Не успел я постучать, как дверь распахнулась и из дома Анны Павловны выскочил мужик в грязно-розовой куртке. Он грубо оттолкнул меня локтем.

«Ну и соседи!» – подумал я.

Дверь снова открылась, и на пороге показалась розовощекая женщина лет сорока.

– Тебе чего? – спросила она недружелюбно.

– Лопату, – ответил я.

– Да вон там она, лопата! – сказала соседка, показав глазами на сарай. Накинула на плечи тулуп и побежала за мужиком.

Я побрел в сарай. Откалывая лед, боялся повредить инструмент, поэтому из представленных лопат выбирал пострашнее.

– Чего так долго-то? – спросила Анна Павловна, заглядывая внутрь. – Или не нашел?

– Похуже выбираю!

– Вон чего! Другие получше выбирают, а он – похудше.

Анна Павловна рассмеялась и подошла помочь.

– Мне лед раскалывать, – объяснил я.

– Бери любую.

Я выбрал лопату с необтесанным черенком. Анна Павловна подняла на меня голову и резко спросила:

– А ты кто будешь-то, а?

Три кровати, тумбочка, комод и шкаф. Стол, стулья, табуреты. На месте телевизора – следы от его ножек, на месте газовой плиты – пара старых газет. Даже неработающий холодильник «Морозко» отсутствовал, будто понадобился кому-то. Павел Никифорович оказался прав: красть в доме было нечего. Разве что старую мебель, посуду и полчище крыс. Услышав шаги, они бросились врассыпную.

В доме было холодно и сыро, стоял спертый запах. Мебель и обои погрызены. Съедена зубная паста и мыло, в качестве оплаты оставлены крысиные какашки.

Я стоял у дверей, грустью опираясь на соседскую лопату, и собирался с силами. Никто меня здесь не ждал, никому я не нужен. Было холодно, голодно, тоскливо и одиноко.

Будто оказывая поддержку, запищали крысы. «Ну погодите! – мысленно погрозил я в воздухе кулаком. – Покажу я вам!» Хотя была бы моя воля, никому ничего показывать бы не стал, а ушел восвояси, восстановив былую гармонию.

Я снова проверил расписание поездов.

Очищая от скорлупы вареные яйца, взятые в дорогу, я вспоминал инструкцию по выживанию. Как бы ни хотелось мне абстрагироваться от унылой реальности, сотрудничать с ней было надо. Первым делом, обучали в школе на уроках ОБЖ, следует добыть воду и разжечь костер.

Я взял ведро в столовой, вытряхнул крысиные какашки. Общественный колодец перед домом выглядел заброшенным, но я открыл крышку и опустил ведро. Вместо всплеска воды услышал стук металла об лед. Март в Псковской области был суров.

Ни солоно хлебавши, я вернулся домой и решил затопить. В поленнице было пусто. Поискал возле печи – дров не набралось и на топку.

«Здесь одному не выжить», – расстроился я и снова поплелся к соседке.

– Спасибо, – сказал я Анне Павловне, возвращая лопату. Потом кивнул на ведро:

– Не знаете, где воды взять?

– Нету, – отрезала она и продала мне пятилитровую канистру с водой.

– А дрова? – спросил я и тут же получил счет за три охапки.

– Деньгами тока, – загадочно сказала она, словно извиняясь. – Пива нету.

«Причем тут пиво?» Но, избегая ненужных подробностей, вслух сказал:

– Конечно, – и достал кошелек.

Я не умел обеспечить себя водой, едой, дровами. В собственный дом не смог попасть без соседской лопаты. Мое благополучие в деревне зависело от окружающих людей, их отношения и помощи. Радуясь, что взял в дорогу приличную сумму, я и не подозревал, что скоро никаких денег не хватит, чтобы решить мои проблемы.

Прижав к животу ламповый телевизор, на пороге стоял Павел Никифорович.

– Это ее, бабки твоей, – сказал он, – схоронил у себя.

Конечно, телевизор был моей первой необходимостью. Я даже рассердился: нет, чтобы дров принести.

– Сыро тут, протопить бы, – сказал Павел Никифорович, читая мои мысли.

Я кивнул.

– И печь замазать. Смотри, трещина какая.

Он ткнул пальцем в тонкую царапину на глине.

– Следов дыма нет, но замазать надо.

Павел Никифорович оглянулся на меня, но я молчал. С такой печью можно много лет прожить, а я здесь временно.

– Пошли, – слабо вздохнул он, – Еще плиту отнесть. Вот тут стояла. И баллон с газом. Да два маленьких. У себя держал. А раз ты тут, – Павел Никифорович посмотрел на меня, но я опять ничего не ответил. Не говорить же старику, чтобы нес телевизор обратно.

Павел Никифорович оказался сильнее, чем я думал. Вдвоем мы перенесли даже неработающий холодильник «Морозко». Впрочем, проблем с хранением продуктов я тогда не обнаружил: бутерброды отдал собакам, яйца съел сам.

В ту первую ночь в деревне Шахматная я лежал в темноте и не мог заснуть, мучаясь пустым желудком. Старался обмануть организм: представлял, как отправляю в рот большой кусок среднепрожаренного стейка. Пережевываю и глотаю. Воображал, как он проходит по пищеводу, заполняет желудок.

Крысы за стеной шумели. Перепуганные моим появлением, на глаза они не показывались. Но, как и я, мучились голодом. Они не могли насытиться воображаемым мясом.

Впрочем, и я не мог. Наоборот, был голоднее, чем до начала представления. К тому же испугался, что организм сыграет злую шутку. Когда я отправлю кусок настоящего стейка в рот, прожую, проглочу, сытости не почувствую. Вдруг, что бы я отныне не съел, всегда буду голоден?!

Я подумал о двух собаках на дороге. С сожалением вспомнил, как от них улепетывал. Мне не хотелось чувствовать стыд и слабость, не хотелось убегать от проблем. «А что если остаться в деревне, несмотря ни на что?»

Эта мысль меня позабавила. Я не догадывался, к каким последствиям для деревни и ее жителей она приведет.

– Я знаю, кто это, – сказал Кролик, как только я уселся напротив.

– Кто? – спросил я хриплым голосом. Кто стучал в дверь и окна моего дома несколько ночей подряд? Кто украл у Толика телегу с попоной и двумя подушками, а у Данилыча – коня с колтунами в гриве? Кто подставил меня, обвинив в воровстве?

Кролик улыбнулся и потянул паузу.

Целый день я сидел дома, боясь выглянуть на улицу. Не хотелось лишний раз маячить перед глазами озлобленных жителей. Но когда стемнело, я пошел в кабак.

В помещении было пусто. Только Кролик, как обычно, сидел за стойкой. Увидев меня, он кивнул на столик у входа и пересел туда сам.

Я прокашлялся:

– Кто?

Не успел Кролик рот открыть, как дверь в кабак распахнулась и в проеме возник мужик в розовом синтепоне. Высокий Папа в упор посмотрел на Кролика.