Николай Волынский - Наследство последнего императора. 1-я книга (II)

Голощёкин выдержал паузу, чтобы его слова прозвучали как можно значительнее.

– Доходят странные слухи из ваших высоких кремлёвских сфер в низкую глубину наших сибирских руд!

Он уселся в глубокое кожаное кресло, почти утонув в нем, и замолчал, вглядываясь в лицо Свердлова, который остановился у окна в солнечном свете и блаженно закрыл глаза, подставив лучам лицо – измождённое, заросшее чёрной жёсткой бородой, торчащей вперёд одним клоком. Луч блеснул на левом стекле пенсне. Вопроса Голощёкина он не услышал.

Уральский военком неодобрительно рассматривал земляка, потом произнёс:

– Что-то ты, дорогой товарищ, зелёный немножко сильно. Мало воздуху?

– Где? Здесь, в кабинете? – очнулся Свердлов.

– В тебе, в твоих лёгких. Мало гуляешь? Мало кушаешь? Мало отдыхаешь, мало дышишь… А ещё говорят: хорошо наш Янкель в Москве устроился! И где ж там таки хорошо? А?

Свердлов кивнул, но ничего не успел ответить. Его настиг очередной взрыв кашля. Свердлов снова извлёк заплёванный фуляр. Потом чистым уголком платка вытер пенсне.

– Конечно, у меня не такие условия, как у Лейбы 3 3 Троцкого. , но всё есть – паёк, лекарства… Но воздуху таки мало, – согласился председатель ВЦИКа. – А когда гулять? Всё висит на волоске. В любой момент оборваться может. Понимаешь, – вздохнул он, – могут ожидаться серьёзные события. Иной раз думаешь, пора запасать тёплые вещи… Ведь сошлют ещё подальше от северных краёв, как я там уже был! А может, и до того не дойдёт: сразу расстреляют. Или повесят на Спасских воротах Кремля.

– О чем ты, Яша? – встревожился Голощёкин. – Немцы таки собираются разрушить наш мир?

– Нет, – вздохнул Свердлов, и в груди его послышался глухой визг. – Не немцы. Немцам сейчас не до нас. Они хочут сжевать что-нибудь и даже проглотить хотя бы, что получили, чтоб не сильно много голодать. Ещё неделя, и Германия начнёт дохнуть от голода. Вот и спешат. Им нужен хлеб Малороссии, Украйны нашей… Хлеб, мясо, уголь… Им не до нас. Там они что-то сами вывезли, что-то им помогают вывезти местные вражеские банды антисемитов. Недавно появились – Петлюра… ещё Махна там…

– А кто эта Петлюра? – поинтересовался Голощёкин.

– Этот! – поправил Свердлов.

– Какая? – не понял Голощёкин.

– «Какой», а не «какая»! – с нажимом уточнил Свердлов. – Шутки ты перестал шутить и понимать, друг мой Шая, товарищ ты мой Филипп! Петлюра – ярко выраженного мужского пола очень большой и махровый антисемит. У него большая банда, и он всех наших вешает на деревьях. На каждом дереве в Киеве у него висят евреи. Как груши. Ну и большевиков тоже немножко вешает. Только не на деревьях. На церковных воротах.

– Так. Понятно. Хохол. Салоед. А что за Махна? Это уж точно баба? Что-то я недавно слышал за неё. А это не наша Шейва Соломониах из Одессы – Сонка Золотая Ручка? Не отвечай: я сам сейчас догадаюсь. Наверное, у неё эта штука очень мохнатая, потому и Махной прозвали. Правильно? – захохотал Голощёкин.

– И с чего ты взял? С какого потолка?

– Я таки за дедуктивный метод много читал и его много учил. Правильно я сказал?

Свердлов шутку не принял.

– Махно ещё хуже Петлюры. Хуже зверя. Убийца невиданный. В мире такого не было. В крови по шею. А кто он – никто сказать не может: не то мужик, не то баба. А может, то и другое сразу… Его не только наши ненавидят, но и гои – и кацапы, и хохлы. Не говоря уже за большевиков. Объявил себя крестьянским вождём. Вроде Стеньки Разина. И все ж таки эта Махна с Петлюрой вместе – ничего хорошего, но и плохого не так чтоб очень много. Тут у нас в Москве обнаружилась похужее тенденция: Антанта хочет заставить нас думать за войну и принудить разорвать и ликвидировать насовсем мир с немцем. И там уже решили: если так у них не получится, чтоб нас добровольно заставить, тогда хочут свергать наше рабоче-крестьянское правительство…

Голощёкин слушал чрезвычайно внимательно.

– Да… дела! – наконец, произнёс он. – И шо теперь?

– А пока нишо! – дружески передразнил партийного товарища Свердлов. – Это только пока не сильно точные сведения – они от разных дружественных сфер. От наших людей в их правительствах. А что нам надо особенно ожидать и об чём на самом деле нам думать, мы с тобой узнаем через… – он посмотрел на кабинетные часы в углу. – Уже через одну-пару минут буквально.

– Ждёшь кого? Или что?

– Сейчас будет рав Якоб Шифф.

Голощёкин даже из кресла выбрался от изумления.

– Сам? Из Америки? Таки в собственной персоне?

– Собственной, – подтвердил Свердлов.

– Ты не очень много шутишь?

– Не совсем собственной персоной, – уточнил Свердлов. – Он здесь как представитель американской ассоциации трудящихся организаций для помощи советской власти, а не как рав Шифф или большой банкир Америки.

Он снова надрывно и мучительно закашлялся – до слез.

– Да, – задыхаясь, продолжил Свердлов. – Нужно об хорошем воздухе подумать… – он затих и мечтательно прищурился. – Поехать в наши края, походить по лесу. Искупаться в озере…

– Ой-вей! – возразил Голощёкин. – Какой купаться в озере? К твоему кашлю как раз ещё простуды не хватает. Тебе не будет сильно слишком очень много? Нет, Яков, надо тебе на другой воде поплавать – в Женеве или в Бадене, там, говорят, хорошие водные озёра, купайся с утра до вечера.

Свердлов усмехнулся:

– «На воды ехать лечиться», а не купаться – так говорят. Вернее, говорили. Аристократы говорили. Это значит, там, в Женеве или в Бадене, курорт проходить, воду сырую из минерального фонтана пить, а не плавать в нем. Хорошо бы… Но не получится. Ленин скажет: «Замашки эксплуататорского класса»… Не даст денег.

– Ленин про то пусть помолчит! Кто ему самому денег даст!.. Про что там он скажет – мы ему научим правильно сказать. Найдёт твой Ленин на тебя и денег, и воду хорошую минеральную, а не сырую! – заявил Голощёкин. – Обратно ж, он кто такой? Сегодня начальник нашей партии, но не на всю жизнь! Он таки у нас должен запомнить, что ты по государственному чину – по закону, а не партийному уставу – выше любого Ленина. Он только начальник правительства, а ты начальник всех начальников – глава советской, единственной пока в мире рабоче-крестьянской республики. А может, в очень скором времени вопше будешь президентом мировой пролетарской республики… Эксплуататоры ему не нравятся, говоришь? Мне тоже они не нравятся. Никому не нравятся. Они покатались в своё время по курортам и минеральным фонтанам. Теперь наша очередь.

– Ну, разве что… Так и питерский Гершель 4 4 Григорий Зиновьев (Гершель Радомысльский, до того – Апфельбаум), красный «губернатор» Петрограда. говорит, – согласился Свердлов. – Если хочется хорошо пожить, так почему не пожить? Вот мы сейчас у рава Якоба обо всем и спросим, и узнаем, как он скажет…