Николай Волынский - Наследство последнего императора. 1-я книга (II)

– Сейчас ему лучше, нежели две недели назад, – ответил Боткин. – Но я не могу взять на себя смелость и назвать точный срок, когда Алексей Николаевич снова обретет способность нормально двигаться. Через неделю, может быть. Через месяц. Или через несколько дней… Не знаю.

Без стука отворилась дверь, вошел матрос Гончарюк. Взял под козырек и щелкнул каблуками своих тяжелых флотских ботинок – «гадов», как называют их на флоте.

– Разрешите товарищ комиссар?

– Прошу вас, Павел Митрофанович.

– Там Авдеев явился, представитель из исполкома, – доложил Гончарюк и добавил вполголоса: – С ним Заславский. И какая-то банда.

Яковлев поднялся и протянул руку доктору.

– Благодарю вас, Евгений Сергеевич. Могу ли я, в случае необходимости, и в дальнейшем рассчитывать на ваше понимание и помощь?

– Буду бесконечно рад, – пожал ему руку Боткин.

На пороге он столкнулся с рабочим небольшого роста, в солдатской шинели, перетянутой крест-накрест пулеметными лентами, на голове – огромный зимний малахай. Это был Авдеев. Лицо его было измятым и заплывшим, и от него издалека сильно пахло свежей брагой. Рядом с ним – невзрачный коротышка в солдатской гимнастерке и сюртуке, перетянутом по-офицерски двумя портупеями. На правом боку у него висел маузер, на левом браунинг, на животе за поясом – наган. Симон Заславский, командир екатеринбургского отряда красной гвардии, который тоже прибыл за Романовыми.

Яковлев приветливо поздоровался, крепко пожал обоим руки и сказал:

– Ну, что же, пойдем знакомиться с царственными особами? – и, встретив неприязненный взгляд Заславского, добродушно, словно извиняясь, добавил: – С бывшими – с бывшими, конечно. Как говорят нынче ораторы, с последними осколками самодержавия…

И тут комиссар учуял запах браги. Поразмыслив несколько секунд, он неожиданно обратился к Авдееву, как можно более проникновенным и уважительным тоном:

– Товарищ Авдеев, сделайте одолжение: пусть председатель солдатского комитета Матвеев из охранного отряда созовет собрание.

И не давая Авдееву возразить, быстро добавил:

– Я бы сам ему предложил, но сомневаюсь, что Матвеев выполнит мою просьбу беспрекословно. Все-таки, я не здешний. Такого авторитета, как у вас, у меня нет. А вот ваше распоряжение он непременно выполнит, в этом я абсолютно уверен. Так что выручайте! Прошу вас!

Авдеев довольно ухмыльнулся. Брагой запахло сильнее.

– Куда он от меня денется! – заявил он. – Пусть попробует! – и хлопнул по деревянной кобуре.

– Вот и я тоже уверен, что именно от вас он никуда не денется, – подтвердил Яковлев и предложил Заславскому: – А мы с вами, товарищ Заславский, если не возражаете, пройдем к Романовым.

Яковлев не столько обеспокоился запахом браги: ему было важно разделить Авдеева и Заславского.

Они поднялись на второй этаж губернаторского дома, который местные большевики, словно в издёвку, назвали «Домом свободы». По дороге к ним присоединился полковник Кобылинский, и они быстро прошли по коридору мимо свитских, которые выстроились вдоль стены в ряд, словно в почетном карауле, – фрейлина Анастасия Гендрикова, гоф-лектрисса Шнейдер, учителя Жильяр и Гиббс, гофмаршал Татищев, обер-гофмаршал Долгоруков, юнгфера Демидова и еще десятка полтора прислуги. Им очень хотелось посмотреть, какие бывают главные комиссары у большевиков: до сих пор они видели только комиссаров Временного правительства и местных.

В гостиной – большой квадратной зале, ярко освещенной солнцем, гостей встречали стоя Николай и дочери – Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия. Александра сидела тут же в инвалидной коляске. Она надела очки, которыми старалась на людях не пользоваться, и внимательно рассматривала прибывших.

– Ваше величество… Государыня… Ваши высочества… – поклонился комиссар. – Я комиссар Центрального исполнительного комитета и Совнаркома Яковлев. Прибыл из Москвы.

То, что большевистский комиссар обратился к ним, как царствующим особам, привело Николая в некоторое замешательство. Дочери тоже воззрились на Яковлева во все глаза. И только Александра не шевельнулась. Она решила, что ослышалась: не станет же большевик, в самом деле, оказывать подобное уважение своим заклятым врагам. Она сидела в своей никелированной инвалидной коляске недвижимо, словно египетская статуя, и только щурилась от солнца. Лучи светили ей прямо в глаза, из-за чего императрица не могла, как следует разглядеть гостя, которого они со вчерашнего дня ждали с тревогой и даже страхом: эта власть уже дала понять Романовым, что ничего хорошего в жизни им больше ждать не следует.

И тогда Николай сделал несколько шагов навстречу Яковлеву и решительно протянул ему руку.

Они обменялись рукопожатиями. Николай облегченно улыбнулся, Александра по-прежнему не шевелилась.

– Милости прошу, господа! – звучным голосом, чуть дрогнувшим от волнения, произнес Николай. – Простите, не имею чести знать ваши имена и отчества.

– Василий Васильевич, – ответил комиссар Яковлев. – Мои коллеги – Гончарюк Павел Митрофанович и командир отряда местной красной гвардии Заславский… – он вопросительно посмотрел на него.

– Шимон Евшевич! – брезгливо выдавил из себя Заславский.

Николай кивнул ему молча, так же приветливо улыбнулся, но руки не подал.

Яковлев продолжил:

– У меня особое распоряжение советского правительства относительно вас и вашей семьи. И особые полномочия, – добавил он.

– Извольте, я готов вас слушать, – с искренней любезностью произнес Николай.

– Мое поручение имеет конфиденциальный характер.

– Это что еще такое значит? – неприязненно спросила Александра. – Почему это я не могу присутствовать тут?

Яковлев подумал секунду.

– Отчего же, Ваше величество… Если вам угодно.

– Что же… – с облегчением вздохнул Николай. – Если так, то прошу ко мне.

Николай взялся за спинку инвалидной коляски жены, и они направились в губернаторскую библиотеку. Там Николай предложил гостям занять глубокие кожаные кресла, коляску он остановил у стола. Потом протянул им раскрытый портсигар. Они отказались, и Николай с удовольствием закурил сам.

У него всегда улучшалось настроение даже лишь от одного только пребывания в этой громадной комнате, где стеллажи от пола до потолка были плотно уставлены книгами, сплошь в кожаных переплетах, корешки которых тускло отсвечивали старым золотом. Книг у губернатора было около шести тысяч томов. Николаю еще никогда не приходилось видеть их так много – сразу и в одном месте. В Тобольске в нем снова проснулась страсть к чтению, и губернаторская библиотека стала для Николая любимым местом.

– Я… мы… слушаем вас с полным вниманием, – сказал он, жадно затянувшись несколько раз подряд.