Сергей Коч - … всё во Всём

Прямо под этим странным элементом декора сидел невыразительный человек в плотной коричневой, бывшей когда-то кожаной, куртке с неожиданно большими вычурными медными пуговицами, которые придавали его наряду образ глубокой старины. Пуговицы ярко отсвечивали, когда на них попадал свет, и казалось, что горят они ярче светильников. Он посмотрел на меня неожиданным для европейца прямым и долгим взглядом, а ведь здесь давно привыкли тщательно соблюдать личное пространство. Фактически вынудил меня поздороваться. Сначала я кивнул – его взгляд стал еще пронзительней, и пуговицы моргнули вдогонку. Я поприветствовал его вслух, но, услышав в ответ невнятное мычание, сразу успокоился. Смотрел на меня не он, а добрых три литра пива, завладевших его организмом. На столе стояли пять пустых и одна на треть отпитая кружки.

Внимательно осмотрев мой заказ, и он что-то вновь пробормотал мне, кажется, одобрил мой выбор. Я поблагодарил и продолжил знакомство с творчеством Канта по листам в рамочках.

– …Платон покинул чувственно воспринимаемый мир, потому что этот мир ставит узкие рамки рассудку, и отважился пуститься за пределы его на крыльях идей в пустое пространство чистого рассудка.

Что?! Кто это произнес? Жаль, что не было зеркала. Было бы любопытно увидеть себя сейчас.

Я повернулся к обладателю пуговиц. Он опять так же прямо смотрел на меня. Или сквозь меня. Непонятно.

– Простите, я не вполне понимаю?

– Хороший здесь «Августинер», говорю, – с трудом проговорил мой сосед.

Я разом влил в себя полкружки этого самого «Августинера». Хоть это и не лучшее средство против голосов в голове, мне сразу полегчало. Может, у них тут где-то телевизор, а в нем научный канал. Во всяком случае, следующая услышанная фраза меня уже не так сильно взволновала, скорее, наоборот, понравилась:

– …знания суть не что иное, как разъяснение или истолкование того, что уже мыслилось (хотя и в смутном еще виде) в наших понятиях, но, по крайней мере, по форме они ценятся наравне с новыми воззрениями, хотя по содержанию только объясняют, а не расширяют уже имеющиеся у нас понятия. Так как этим путем действительно получается априорное знание, развивающееся надежно и плодотворно, то разум незаметно для себя подсовывает под видом такого знания утверждения совершенно иного рода, в которых он априори присоединяет к данным понятиям совершенно чуждые им, при этом не знает, как он дошел до них, и даже не ставит такого вопроса [6] И. Кант «Критика чистого разума». .

Фраза была длинной и запутанной на первый взгляд. Но было ясно, о чем она. Я иногда и сам думал об этом. Всё наше школьное и отчасти университетское знание таково: какие-то вещи считаются очевидными, доказанными, известными, короче, незыблемыми, и на их основе объясняется всё остальное. Вот что такое электричество? Направленное движение электронов. А что такое электрон? Отрицательно заряженная частица. Почему движется? Потому что магнитное поле… А ПОЧЕМУ? Конечно, электрон тоже из чего-то состоит, и ученые дошли до описания каких-то уже совсем невообразимых частиц. Но для большинства движение электронов – вполне достаточное объяснение, хотя, в сущности, оно ничего не объясняет. Да и объяснения, как правило, настолько витиеваты и туманны, что от них начинаешь уставать быстрее, чем дослушаешь до конца.

– Ты мыслишь в правильном направлении. Не разум идет за природой, случайным образом ожидая от нее знаний. Разум устроен таким образом, что он предписывает природе законы и познает их в природе. Всё остальное в природе случайно и не может быть познано достоверно. Разум в области исследования природы имеет следующую задачу: сообразно с тем, что сам разум вкладывает в природу; искать (а не придумывать) в ней то, чему он должен научиться у нее и чего он сам по себе не познал бы.

– То есть, если кто-то что-то открывает, он заранее знает, что откроет? Откуда у него это знание? – автоматически, как это было в последнее время, спросил я.

– Наука занимается именно тем, что открывает априорные (до-опытные) и эмпирические законы устройства природы и на основе их предсказывает новые явления и их отношения.

С кем я говорил? И – я только сейчас об этом подумал – на каком языке? Не настолько хорош мой немецкий, чтобы воспринимать такие сложные конструкции. Меня будто бросало между реальностью и каким-то неведомым миром. Стоило мне вернуться в реальность и убедить себя в нормальности окружающего мира, как новая фраза, долетевшая до меня с той стороны, где в плотном мире сидел пьяненький обладатель пуговиц, вырывала меня из него.

– Но здесь мы должны задать себе два вопроса: что мы можем знать, и что мы знать не можем. Все вещи и отношения вещей, которые мы воспринимаем, представляют собой только явления этих вещей в себе – продукт взаимодействия вещей в себе с нашим разумом посредством форм восприятия и созерцания – пространства и времени. Таким образом, нам даны в восприятии только явления и их отношения (такие, как отношения причины и следствия, одновременности и т. п.), но не даны сами вещи в себе. Мы не можем знать, что они собой представляют, поскольку они не подходят под наши формы созерцания – пространство и время – и наши категории рассудка, при помощи которых мы объединяем наши созерцания и ощущения в предметы и в совокупности предметов.

– Вещи в себе?

– Вещи в себе – это действительность, как она существует независимо от познающего субъекта. В этом основа трансцендентального идеализма. Есть вещи в себе и явления. Последние мы можем знать, вещи в себе – нет.

– Да, но знание расширяется. То есть, мы всё же познаем вещи в себе?

– Мы не только не можем ничего знать, но у нас не может быть даже субъективных оснований предполагать что-либо об этих вещах. Это означает, что о них я не могу иметь даже определенной веры.

Моему мысленному взору представились эдакие пузыри, наполненные чем-то непознаваемым. Сознание обычного человека «запихнуло» непознаваемое в некую ограниченную в пространстве – и, наверное, во времени – оболочку. Другого образа мой уровень «априорных» знаний не мог создать. Но ведь непознаваемое должно быть совсем другим. Разве его можно ограничить, а тем более, увидеть? Оно же пронизывает этот мир. Нам кажется, вокруг нас знакомая, понятная, плотная среда, но это иллюзия, вызванная тем, что наше восприятие к чему-то такому не готово. На самом же деле, действительность разрежена и заполнена непознаваемым, заполнена теми самыми «вещами в себе». На самом-то деле я вообще ничего не знаю про этот мир. Вот про что говорил Сократ! Даже мурашки побежали. И все представления древних про тонкие миры – не случайны?