Сергей Коч - … всё во Всём

Я посмотрел на часы – 18:15. Интересно, все понаехавшие свиты уже удалились? Решив не бегать зря, я переключил рацию на номер Панкратоса и нажал вызов. Противный зуммер нельзя не услышать. Через минуту раздался щелчок ответа.

– Здесь Панкратос. Здесь Панкратос, – проговорила рация.

– Здесь Кочетоф. Здесь Кочетоф, Дэн. Нужна срочная встреча. Дело настолько важное, что нельзя терять время! – я практически кричал в маленький микрофон. – Где найти тебя, Панкратос, я сразу выхожу.

– Я проводил ЮНЕСКО. Ты сам где? Я в лагере сейчас.

– Панкратос, я в своем фургоне. Надо срочно увидеться.

– Я рядом, две минуты. Иду. Конец, – проговорила рация, и щелчок закончил разговор.

В нетерпении я выбежал на ступени, открыл дверь. Действительно, через пару минут быстрым шагом пришел Панкратос. Он немного запыхался, подходя к фургону:

– Маккенны что, уже подожгли Рим? – шутливо спросил он, протирая запотевшие от дыхания очки.

– Привет Панкратос, поднимайся, сейчас сам увидишь.

Он выглядел очень уставшим. Представляю, ведь общение с бюрократами и власть имущими всегда отнимает много нервов и сил. А когда тебе под семьдесят лет… Еле поднявшись по трем ступенькам, он зашел внутрь. Я проводил его к столу, где так и лежали папирус в пленке и мой текст, составленный только что.

– Панкратос, скажи для начала, как к тебе попало письмо с этим папирусом?

– Дэнис, оно лежало в моем фургоне, когда его сюда перегнали. Я принес свои первые вещи, а письмо было на компьютерном столе. Там, где я его точно увижу. Кто именно его принес, мне не известно. Да, была еще записка, но я ее выбросил. В ней было написано: «Для удачного путешествия». Мне не показалось интересным заниматься шифровками, и я отдал Маккеннам, пусть мозги напрягают в нужном направлении. А они, как я смотрю, тебя привлекли.

– Я сейчас не буду всё объяснять, но это письмо – мне. Лично мне адресовано и достигло адресата. И посмотри, что в нем написано, мне нужен точный текст.

Тилманидис сел, поправил очки и взял лист бумаги с моими зарисовками. Он смотрел непрерывно около десяти минут. Потом попросил воды. Я налил большой стакан, он сделал пару больших и шумных глотков, и опять замер. Еще через пять минут он стал вновь и вновь расхаживать по диагонали комнатки. Четыре шага вправо, четыре влево. Я видел, что он тоже вспотел от прочитанного. Он резко остановился и спросил:

– Как ты прочел?

– Если посмотреть на свет, ты символы заполняют сами себя. Но я не прочел еще, только несколько слов понял, – про часть из самолета я решил помолчать.

Он снова сел за стол, внимательно посмотрел папирус на свет, покрутил его, сравнивая с моим листком. Потом резко вскочил и скомандовал:

– Сейчас быстро идем ко мне, мы, похоже, сделали одно из великих открытий в Греции! – с папирусом и листом в руках Панкратос быстро вышел из фургона на улицу.

Несмотря на то, что мы шли вверх по неровным дорожкам, Тилманидис просто бежал. Я еле поспевал за этим неуемным уже совсем немолодым человеком. Он добежал до собственной двери и, открыв ее, пробежал в дальнюю часть своего жилища, потом вернулся с несколькими книгами и ноутбуком в руках. Усевшись за рабочий стол, он жестом показал мне налить ему вина и себе что-нибудь и уткнулся в изучение листка и папируса. Я взял два стакана, разлил туда из стоящей одинокой бутыли рубиновой жидкости, еще в один стакан я налил воды и поставил на стол Панкратоса воду с вином. Он даже не заметил, так как полностью погрузился в символы на бумаге.

Я сел напротив и сделал пару глотков. Вино было терпким и сладким, успокаивающим и сосредоточивающим одновременно. Панкратос работал, а я стал в уме еще раз сопоставлять части этой длинной и запутанной игры, которую для меня разыгрывал кто-то скрытый. Может, это действительно шаг к чему-то неведомому ранее, но сейчас я понимал лишь одно – это начало. Начало той самой бесконечности, о которой говорил Хокинг, та самая вещь, о которой я спорил у Канта. Это было непостижимо и просто, как точка.

Так в раздумьях прошло более часа, солнце зашло, и небо стало черным. В лагере зажгли тусклые уличные фонари.

Панкратос медленно встал. Стоя же, он выпил сначала вино, а потом стакан воды, перекрестился и произнес:

– Этого не может быть!

– Да, я знаю.

Он резко повернулся ко мне, как будто забыл о моем присутствии.

– В последнее время я часто повторяю эту фразу.

– Ты сейчас сам увидишь!

Он нажал клавишу компьютера и через несколько секунд загудел принтер. Он распечатал два одинаковых текста. Панкратос взял оба и один протянул мне. Я тоже встал, взял лист и прочитал на нем:

«В Поисках Мужа Пифиады, Похороненного Отцом Пифиады, Который Стал Дедом Пифиады, Найди Лишенного Богами Родителей в Пятнадцать Лет, Тогда Откроешь Путь к Тому, Кому Имя Дала Пифиада, Вестником Слов Которого Стал Найденный Тобой. Там в Городе, в Честь Сына Сисифа, Под Древом Знающих, Найден Он Будет Тобою Одним».

Я сел обратно в маленькое кресло и пять-шесть раз перечитал этот текст. Мне были понятны слова, но я не видел смысла.

– Что это? – Спросил я.

– Похоже, мой друг, это то, что я искал. Тебя спрашивали когда-нибудь «Куда ты идешь?»

– Конечно, я постоянно слышу этот вопрос, особенно в аэропортах.

– Так вот, Дэнис, я теперь знаю, что я шел именно сюда, в этот самый день, чтобы прочесть это и поставить точку в своих поисках. Но это не обязательно должен быть конец пути. Ты сможешь его продолжить. Тебе ведь надо тоже дойти куда-то. Иногда пути совпадают, но тогда это не поиск, это свадьба, – Панкратос улыбнулся своей шутке. – А тебе еще рано жениться.

– Так что тут написано?

– Всё просто, мы нашли Аристотеля. Теперь я знаю, он здесь, мы его разыщем. Смотри внимательно: «В Поисках Мужа Пифиады» – это про Аристотеля, он был женат на женщине с таким именем, и хоронил его тесть, отец Пифиады – «Похороненного Отцом Пифиады, Который Стал Дедом Пифиады», и дочь философ назвал в честь матери, тоже Пифиада, или Пифия на короткий манер. Да и все другие строки нам говорят об Аристотеле: именно он остался сиротой в 15 лет. А вот дальше послание тебе: город в честь сына Сисифа – это древний Метапонт, сейчас это Италия. Человек, слова которого вещал Аристотель, и которого схоронили в Метапонте только один, – Панкратос сделал длинную паузу, собираясь с силами. Я ему не мешал. – Это тот, кого при его жизни нельзя было называть по имени. Давай, и сейчас сохраним эту традицию. Ты пока скрываешь что-то от меня, я скрою малое от тебя.

– И как он может быть жив? Речь идет о человеке, который жил более двух тысяч лет назад, – у меня реально закружилась голова. Если бы я стоял, то точно бы упал. Все события последних дней, особенно связанные с видениями и новыми знаниями, закрутились передо мной. Я почти не слышал слов Панкратоса. Он продолжал: