Елена Асеева - Лан-Эа, властитель небес. Том первый

В самом начале, когда такое стало со мной происходить, мне даже казалось это всего только сны. Но с течением времени я понял, это нечто иное, а именно выход сознания и его странствие в определенное место Галактики Вышень. Точнее я путешествовал по ближайшей к Солнечной, системе Паньгу, которая принадлежала высокоразвитой расе коредейвов. В основном отправляясь в вояж на планету Невель. Сии занимательные, удивительные странствия обогатили меня как человека, наполнили знаниями мой мозг, вряд ли диэнцефалон. Условно говоря, о сознание я так предполагал, ибо исходил из знаний, оные приобрел от коредейвов полагающих, что создание тройственно, а именно обладает телом, органом центральной нервной системы, диэнцефалоном, и сознанием. Особым живым организмом, замкнутом в грудной клетке, либо возле центрального органа кровеносной системы, либо будучи им и тогда имеющего название грудное черево. В функциях сознания, как полагали коредейвы, находилась личность созданий, повелевающая ощущениями, мышлением и чувствами на уровне выбора. Впрочем, толкуя о малоразвитых расах и людях (к которым я относился), они считали данных существ двойственными, обладающими всего только мозгом и телом.

В моем случае, можно было бы предположить, что я не обладаю мозгом. Ибо вряд ли столь вещественный главный орган центральной нервной системы мог перемещаться, уж я не говорю о своем теле и вовсе. Порой я думал, что, быть, может, отношусь к высокоразвитым расам и попал на Землю каким-то случайным образом. Но потом я смотрел на свое отражение в речной воде и ощущал глупость того размышления. Уж таким я был уродом, в самом деле. И это несмотря на то, что коредейвы обладали, супротив человеческого вида, также своеобразной внешностью. Относительно сознания я так еще полагал, ибо мое пребывание на Невель коредейвы не примечали. Ступая по траве, я не приминал ее, касаясь вещей, не мог их сдвинуть, хотя и ощущал их тепло, или холод, мягкость, жесткость, точнее даже их вещественность.

Однозначно, эти путешествия начались у меня после смерти родителей, и вероятно, как благо. Ибо не знаю, как тогда меня восприняли мои родственники, лысого, плешивого, да еще и припадочного. Скорей всего, забили камнями, как поступали со всеми больными, дабы не плодить дальнейшее развитие заболеваний. И то благо, что в свой срок мою мать, больную и беременную мной, всего только изгнали, и лишь потому как она была женой старшего в поселении, моего отца.

Во время путешествий я находился на Невель не замеченным, а передвигаясь, ощутимо, обладал телом, только не земным, а иным. Оно опять же имело руки, ноги, туловище и голову, с тем в нем отсутствовал костяк и кожа, которые составляло сияющее перламутрово-серебристое плотное вещество, словно собранное из длинных тончайших нитей повернутых относительно друг друга, таким побытом, что они образовывали из себя кристаллические спирали. И хотя само вещество, как и кристаллические спирали, казались жидкими, они формировали достаточно прочный каркас моего тела али сознания.

Это не похожее на привычное для меня тело, однако, было ровно второй моей частью, и, вдыхая ароматы цветов, ощущало их сладковатый дух, чувствовало жар из небесного светила, порывы ветра. Я также мог понимать разговоры коредейвов, только если они беседовали на родном и Земле перундьаговском языке, прародиной которого являлась система Дюдола-тиара, планета Перундьааг. У коредейвов был и местный, родной им язык, значение которого я толком не осилил, лишь выучив часть их слов, одначе разговор на котором вести не сумел бы.

И если честно говорить, жил и радовался я этой самой жизни, ощущая себя нужным, лишь когда путешествовал, в свой срок вроде, как подглядывая, подслушивая за одной из высокоразвитых рас Веж-Аруджана.

Свистящий звук рассек потоки воздуха, и я услышал, как в ствол дерева, за которым прятался, вонзилась стрела. С каменным наконечником и чуть покачивающимся древком она все еще легонечко дрожала, когда я уставился на нее, перво-наперво подумав, что это была очередная ошибка моей родни, погнаться за мной. Впрочем, внутри меня и вовсе что-то тягостно колыхалось, а перед глазами будто пустили поземку, кою ветер своими резкими порывами поднимал с земли, и после не менее искусно укладывал сверху. Кровь ощутимыми сгустками плескалась у меня во рту, хотя я все время старался ее сглотнуть. И, кажется, она густо залила мою спину и землю, по которой я сначала уползал, на оной, затем, прижавшись, лежал, одновременно, пугая самого себя отвратительными и очередными моими способностями, оные в отличие от путешествий и сам боялся.

Первая из стрел, пущенная кем-то из моих сродников, все еще торчала куском древка из правой стороны моей спины, ее каменный наконечник, скорей всего, сделал дыру в моем легком (ибо именно такое строение я, как человек имел). Впрочем, в моем случае я не задыхался, лишь порой перед моим наблюдением проступала сизая дымка и во рту клокотала кровавая слюна. Урод, как называли меня родственники, словно напрочь забывая некогда данное имя Истом, были и впрямь правы, подозревая мои физические недостатки. Потому, сейчас, с пробитым легким я не задыхался, а всего только терял ориентацию. Я еще раз глянул на покачивающуюся стрелу, торчавшую в стволе дерева, и, поднявшись с земли, побежал вперед и вверх, стараясь как можно скорей уйти и не навредить собственным сродникам, и всему тому, что жило кругом.

Да только бежал я не долго, перейдя как-то сразу на шаг и тягостно свесив голову. Ибо к мощному головокружению внезапно прибавилась частичная потеря слуха и зрения, посему я и терял пространственную ориентацию, а порой и чувствительность к боли. А шаг мой (оно как я превозмогал себя) становился шатким. Меня иноредь так раскачивало из стороны в сторону, не редко бросая прямо на растущие стволы деревьев, и тогда я цеплялся за сухие ветви руками, повисая на них, да словно набираясь сил. Лишь потом, тягостно встряхивая головой, продолжал свой путь.

Впрочем, и в этот раз я не смог долго бежать, а миновав каменистое дно ручья, где в небольших углублениях чуть поблескивала в наступающей ночи вода, и оное в свой черед разграничивало для моей родни понимание их поселения и диких территорий, повалился на землю, уткнувшись лицом в сухостой травы, листвы и ветвей, застыв на чуть-чуть. И тотчас тягостно вздрогнул, почувствовав, как шелушащиеся серые пятна и пузырьки на моей коже словно наполнились изнутри водой, сменив свою сухую консистенцию на мокнущую, а на спине моей, куда воткнулась стрела, кровь, сгустившись, образовала плотную корочку, слипшись с самой рубашкой, надетой на мне. Да только сама кровь, будто сменив свое течение, не перестала плескаться в моем рту, и при любом движении вытекала через сомкнутые губы мне на подбородок.