Юрий Пахомов - Трагедия в крепости Сагалло (сборник)

– Конечно. Ведь Анугу вам наверняка поставляет медикаменты фирмы «Бауэр».

– Ну и что? – Глаза у Амабаги сузились. – Может, вы назовете мне врачей-вазунгу, которые бы охотно поселились в здешних местах?

– Насколько я знаю, недавно гачига напали на вертолет с врачами.

– Верно. Но ведь именно с вертолетов опыляли ручьи и реки. После этого стали дохнуть рыба, птицы. Как должны были поступить гачига?

– А как же ваше влияние, великий Амабага?

Амабага остро глянул на меня, но сдержался.

– Если бы я мог покончить с лихорадкой, вы бы здесь не сидели, мистер Эрмин.

– Ладно, не будем спорить. Сколько сейчас больных? И вообще, какова обстановка? Имейте в виду, мне нужны точные данные.

Амабага кратко, но довольно квалифицированно доложил. От его бесстрастного голоса у меня мурашки бегали по спине. И то, что он говорил спокойно, на хорошем английском, странным образом усиливало впечатление. А правда была жуткой: скот погиб весь. Племя удалось расселить на двух больших островах среди болот. Переселиться на острова, уйти от опасного места предложил он, Амабага, но болезнь не прекратилась. Теперь болеют в основном дети и женщины. Старейшины кланов недовольны Амабагой, доверенные люди предупредили, что его собираются убить. К сожалению, враги и завистники есть и здесь. Он, Амабага, неплохо стреляет из автомата, воевал в Конго, но разве спасешься от ядовитой стрелы, пущенной тебе в спину?

Я перебил его.

– Скажите, Амабага, существуют ли гарантии безопасности для моих людей?

Великий колдун посмотрел на меня с недоумением.

– Я и есть гарантия вашей безопасности. Гачига не посмеют напасть… Убить колдуна-вазунгу – значит лишиться покровительства бога Бакама. Убедить их в этом – тоже моя забота. Потому и нужен обряд жертвоприношения. Ну а мне убивать вас вообще не имеет смысла. Удачное проведение операции по спасению гачига в какой-то мере реабилитирует меня перед властями. Я не собираюсь торчать среди этих болот вечно.

Амабага помолчал, налил себе виски, выпил.

– Нападение на вертолет – моя оплошность. Я решил, что прилетели полицейские… Пишите записку, мистер Эрмин, Анугу должен вернуться к началу жертвоприношения. И, пожалуйста, не предпринимайте без меня никаких шагов. И слугу предупредите. До тех пор, пока вам не поверят, за вами будут следить воины гачига.

– Ну и когда вы собираетесь разыграть спектакль с жертвоприношением?

Амабага взглянул на часы, сдержанно сказал:

– Часа через два. Ваша хижина стоит сразу за моей. Прикажите слуге, чтобы он сам подготовил ее. Так надежнее. И отдохните. Путь предстоит неблизкий.

Путь действительно оказался неблизким. Сначала шли на лодке – греб Анугу. Он успел отвезти мою записку в Нторе и вернуться. Амабага сидел неподвижный, величественный в ритуальном одеянии.

Потом мы довольно долго – так, по крайней мере, мне показалось – шли по едва приметной тропинке. Впереди великий колдун, за ним я, шествие замыкал Анугу. С того момента, как мы ступили на землю гачига, я не видел больше ни одного человека.

Спина Амабаги, обтянутая шкурой леопарда, раскачивалась передо мной. Ритуальные погремушки издавали на ходу сухой, дребезжащий звук. У меня появилось неприятное чувство, словно я принимаю участие в дурацком розыгрыше. В сущности, так оно и было. Самозваный белый колдун идет к Дереву духов, чтобы участвовать в жертвоприношении великому богу Бакама. Как вам это нравится? Утешает мысль, что участвую я в спектакле из гуманных соображений.

Тропинка вывела к подножью высокого холма. Когда, перемазанные клейкой глиной, мы поднялись по раскисшему склону, выяснилось, что это не холм, а остров, со всех сторон окруженный зарослями камыша и папируса. В центре острова вытоптанная до блеска поляна, посреди поляны – дерево. Его можно было принять за молодой баобаб, если бы не яркие цветы, словно нанизанные на нити. Гирлянды цветов, сверху донизу прошивающие редкую крону, рождали ощущение праздничности, новогодней елки. Нижние ветви дерева касались земли, но чем выше, тем упорнее они, точно молитвенно заломленные руки, тянулись вверх.

По обе стороны развернутым каре стояли воины с длинными копьями и квадратными щитами. Металлические наконечники копий сверкали на солнце. Лица воинов были раскрашены белой и красной краской. Все это я уже не раз видел и в американских фильмах: и жертвенные костры, и пестро раскрашенных воинов. В одном из фильмов белого миссионера сажали на кол, а потом тщательно обжаривали на костре, чтобы придать ему гастрономический вид.

Амабага повернулся ко мне, тихо сказал:

– Это и есть священное Дерево духов. От вас потребуется немногое – передать мне коробку из-под лекарств во время ритуала. Надеюсь, у вас крепкие нервы.

– Делайте свое дело, коллега.

Анугу коснулся моей руки и поощрительно кивнул: мол, все в порядке.

Мы остановились метрах в тридцати от Дерева духов. Казалось, толстый ствол обтянут кожей какого-то животного, между нижними ветвями, поросшими мхом, зияли темные дупла. В дуплах, надо полагать, обитали духи, а возможно, и сам бог Бакама.

Дерево духов я видел впервые, хотя культ священных деревьев, под которым совершается обряд жертвоприношения, широко распространен в Африке. Но туристам, и вообще белому человеку, дорога к ним закрыта. А может, я и есть та самая жертва, которую привели на заклание? Интересно, испытывает ли подвижник чувство удовлетворенья, когда его пронзает копье?

…Мое появление вызвало у воинов гачига движение, круг замкнулся. В центре площадки, метрах в трех от Дерева духов, виднелось сооружение, сложенное из камней и похожее на небольшую трибуну. Амабага взобрался на нее, сел и, слегка раскачиваясь, принялся что-то выкрикивать. Однообразные, режущие слух вопли ударяли по нервам, темп возрастал, тело Амабаги содрогалось в конвульсиях. Облик колдуна менялся на глазах: лицо оплыло, расслабилось, челюсть отвисла, глаза остекленели – он или действительно входил в транс или имитировал это состояние с артистическим блеском.

Вот он приподнялся и, приплясывая на полусогнутых ногах, подражая, возможно, горилле, пустился по кругу. Воины в такт выкрикиваемым словам тоже приседали, раскачивались, их лица выражали то восторг, то удивление, иногда словно судорога пробегала по тесным рядам, рождая вскрик ужаса. К крикам Амабаги присоединился глухой рокот тамтама. Казалось, барабан звучит в самой глубине дерева.

Амабага вдруг оборвал танец, выхватил из моих рук коробку фансидара, поднял ее над головой – так, чтобы все видели, маленькими шажками приблизился к дереву и положил коробку в дупло.

Наступила настораживающая, ломкая тишина. Колдун замер, изображая внимание. Примет ли Бакама жертву?