Кассия Сенина - Золотой Ипподром

После литургии, за которой причастились все, в том числе и молодой человек, Илария сразу познакомила их. Василий Феотоки действительно был братом Евстолии и пришел помолиться об успехе на предстоящих бегах.

– Ты победишь, победишь! – воскликнула Лари. – Мы будем за тебя болеть! Нас с Дари матушка благословила ходить на Ипподром по твоим билетам! Спасибо тебе, Василь!

– Вот как? – Он улыбнулся. – Рад, что смог доставить удовольствие вашей гостье!

– Да-да, она хоть повеселится! А то у них в Сибири всё так странно, все ходят мрачные и никто не смеется, потому что это грех! – Илария залилась веселым смехом.

– Неужели? – Василий удивленно взглянул на Дари. – Наверное, Лари преувеличивает!

Дари чуть покраснела и ответила:

– Да нет, к сожалению. То есть мирские люди у нас смеются… ну, если, конечно, не совсем такие… благочестивые… А вот в монастырях у нас смеяться и правда не принято. Считается, что это недуховно, надо всегда думать о своих грехах, о суде… о вечных муках…

– Брр, как страшно! – весело сказал Василий. – И вы, Дари, всегда ходите и думаете о суде и муках?

– Нет, там я чаще думала о том, как бы поскорей работу окончить или службу отстоять и до постели добраться, – призналась она смущенно. – У нас там такой распорядок…

– Как на каторге! – вмешалась Лари. – Я в школе читала один роман про русскую каторгу… О Боже, какой ужас, я так плакала! Вот у них в монастыре так же, представь, Василь! Это они так Богу служат! Ну, разве можно так Богу угодить?! Как будто Ему удовольствие, когда люди мучаются и падают от усталости, ни о чем думать не могут, только бы до подушки доползти! Да? да? – Она возмущенно посмотрела на Дари. – Как вы вообще можете верить в такого Бога?!

– Так у нас там никто не задумывается, – вздохнула Дари. – Это вот сюда я как приехала, так думаю, думаю… А там… там думать некогда, – она усмехнулась, – и это спасает: отработала – и отключилась.

– Что же у вас там – больше работают, чем молятся? – удивился Василий, внимательно глядя на нее. – У монахов вроде главным занятием должна быть молитва… Для того и в монастырь идут, чтобы молиться за всех! Работать и в миру можно.

– Ну да, молитва! – с горечью сказала Дари. – Это тут вот молитва! Сестры и в кельях молятся много, и на службы все ходят… А у нас любимая присказка: «послушание выше поста и молитвы»! На службы ходить не обязательно, а вот работать, куда послали – попробуй не поработай… В наказание еще тяжелей послушание дадут!

– Какие вы страшные вещи рассказываете! – серьезно проговорил Василий. – Но вы вроде не выглядите такой уж изможденной… Или это вы здесь уже пришли в себя? – Он улыбнулся.

– Да я просто на здоровье никогда не жаловалась, – смутилась Дари. – К тому же я всё больше на воздухе работаю… в огороде, в поле… А зимой меня чаще всего ставят в швейную. Да еще я на клиросе пою, так что на службы всегда попадаю. А вот кто в коровнике, или на кухне, или в пекарне… Ой! Я в пекарне раз была, так руки обожгла… Потом меня опять туда хотели, но я не выдержала и говорю: не пойду, а будете заставлять, уйду из монастыря! В общем, устроила бунт. Это еще в первый год было. Но я шью очень хорошо, и мать игуменья не хотела меня отпускать, так что меня больше к печке не ставили.

– Во, молодец! – похвалила Лари. – Против таких порядков и надо бунтовать! Да у вас там вообще нужна… революция! Вот ты приедешь, расскажи им про всё, как у нас! Неужели они не захотят ничего менять?

– Боюсь, что… – Дари на мгновение умолкла, и тень прошла по ее лицу: она подумала, что уже через две недели придется возвращаться, а уезжать ей совершенно не хотелось, – когда я расскажу про здешнюю жизнь, наши мне просто не поверят! А если и поверят, то решат, что это какой-то либерализм… «загнивание православия», «апостасия»… Ну, что-то такое. Ведь как жило русское монашество? Какой-нибудь подвижник отправлялся на север, на голую скалу молиться Богу. А потом вокруг него собирались ученики, последователи, и через сто-двести лет скала превращалась в цветущий сад! Строились храмы десятками, для храмов – кирпичные заводы, гостиницы для трудников, оранжереи… даже ананасы выращивали! Представляете, сколько работы? Ну, правда, было и другое течение: такой святой жил в пятнадцатом веке, преподобный Нил Сорский, он как раз был за нестяжание, чтобы монастыри не имели земель, чтобы монахи хозяйством не занимались, а больше молились, на внутреннюю жизнь внимание обращали… Но победило в итоге другое направление. Так вот издревле и считается, что монастырю нужно хозяйство, монахи прежде всего должны работать, не покладая рук… Только я иногда думаю: что было бы, если б монахи просто шли на юг, где сады и так цветут, и вообще жить гораздо проще? Там можно было бы думать только о Боге… ну, или почти только о Нем…

– Вы уже познакомились, я вижу? – раздался позади голос игуменьи.

Мать Феофано вышла из церкви и с улыбкой спустилась по ступенькам к стоящим перед храмом послушницам и молодому человеку.

– Здравствуй, Василий, рада тебя видеть у нас! Останешься на трапезу? Время еще вроде бы есть, бега ведь в полдень?

– Здравствуйте, матушка! Да, полчаса у меня еще есть… Спасибо!

– Очень хорошо, тогда пойдемте в трапезную.

Завтрак прошел быстро, все ели молча и слушали чтение «Сказаний о подвижничестве преподобных отцов». По окончании трапезы сестры окружили Василия и наперебой желали ему успехов на предстоящих скачках.

– Желаю вам прекрасно прибыть, несравненный возница! – с улыбкой сказала ему худощавая монахиня с большими серо-карими глазами. – У меня тут своя корысть: если победите и попадете во Дворец, то сможете рассказать много интересных вещей, которые мне могут пригодиться. Так что я надеюсь на вас как на глаза и уши, мне-то самой во Дворец попасть никогда не придется.

– Ну, не зарекайтесь, мать Кассия! – Василий засмеялся. – Спасибо за пожелание, но я думаю, что ваши романы вполне могут стяжать вам славу повыше, чему у победителя на бегах. И во Дворец вы вполне имеете шанс попасть! Тем более, что впервые издаться вам помогла сама августа… Кстати, как поживает ваш очередной роман?

– Он уже в печати, наконец-то! Выйдет не позже, чем через месяц, если Бог даст.

– Здорово! Надеюсь на экземпляр с автографом!

Улыбчивая мать Кассия стала для Дари предметом особенного удивления. Если такие занятия сестер, как переводы святых отцов и издание православной литературы, были еще понятны, то монахиня, пишущая романы… Это до сих пор не укладывалось у Дари в голове. Но это было так: Кассия Скиату окончила философский факультет Константинопольского Университета и защитила диссертацию по богословию имени у отцов Церкви четвертого-шестого веков, а поступив в монастырь Источника в возрасте двадцати шести лет, не только продолжала заниматься научной работой и переводами, но и писала романы на сюжеты из византийской истории. Первый ее роман, посвященный жизни ее небесной покровительницы, святой Кассии Константинопольской, рассказывал и о многих других исторических лицах, современниках знаменитой песнописицы. Изданный два года назад роман быстро раскупили, несмотря на большой объем – сама автор шутя называла его «талмудом» и говорила, что больше таких длинных романов писать не будет. Следующий ее роман, в некотором роде продолжение предыдущего, вышел уже покороче; в обители все ожидали его издания с нетерпением. Мать Кассия подарила Дари экземпляр первого романа, и девушка читала его по вечерам, но довольно медленно – пока было тяжело одолевать такие объемы художественного текста на греческом. Впрочем, она дошла уже почти до конца третьей части и пребывала в недоумении: если в начале она еще не нашла ничего крамольного – там рассказывалось больше о церковных неурядицах и о борьбе иконопочитателей с иконоборцами, – то с середины второй части стали закручиваться любовные линии, и… Дари даже не знала, читать ли ей дальше, не будет ли это грехом, а спросить у кого-нибудь из сестер обители стеснялась: она и так выглядела среди них белой вороной со своими понятиями о благочестии, а тут была опасность вообще обидеть их, ведь они гордились Кассией и ее творчеством и, конечно, вряд ли считали его чем-то злочестивым… Дари хотелось поговорить с самой Кассией, но она пока не решалась.