Кассия Сенина - Золотой Ипподром

Лари протянула подруге подзорную трубу.

– Держи, а то всего не увидишь.

Пробегавший мимо служитель, скользнув по Дари опытным взглядом, сунул ей в руку глянцевый листок, исписанный какими-то текстами в несколько колонок.

– Это аккламации, – пояснила Лари, – и гимн. Когда придет время петь, петь должен весь Ипподром! Здорово, правда?

Действительно, на листочке были транскрибированы греческие стихи для всех европейских языков.

Ровно в одиннадцать часов послышался перезвон колоколов, возвещавших об окончании торжественной службы в Святой Софии и о том, что уже скоро император, после легкого завтрака, начнет торжественное шествие по дворцовым переходам.

Колокола еще не смолкли, когда растворились ворота расположенного в полумиле от ипподрома гвардейского манежа, и оттуда под плавные переливы Марша Бессмертных стали вытягиваться эскадроны блестящей конницы. Схоларии были разбиты на подразделения по цвету лошадей – гнедые, белые, рыжие, вороные и соловые. Сюда мечтали попасть служить военнообязанные юноши из самых богатых семей, но доместик схол, зная отношение императора к аристократам, чаще отдавал предпочтение деревенским здоровякам из Каппадокии и Вифинии.

Первый эскадрон сверкал панцирями и шлемами времен римского принципата, второй был обмундирован скромнее, в стиле эпохи войн с арабами, на третьем синели латы времен крестовых походов, четвертый щеголял кирасами, напоминавшими о великой Битве Народов. Всадники последнего эскадрона красовались в подлинных войлочных шляпах времен Последней Европейской Войны. Конники ехали шагом по запруженной народом улице, и далее через Августеон – в ворота ипподрома. Солдаты были веселы и с явным удовольствием ощущали взгляды тысяч глаз. Обычно они несли охранную службу на внешнем контуре Дворца, и большие праздники среди армейских будней были для них праздниками вдвойне. Правда, Синклит давно намекал императору, что дворцовая гвардия, да еще на лошадях, стоит слишком дорого, но сегодня никто бы не усомнился в ее полезности и даже ценности.

Императорские схолы всегда открывали Золотой Ипподром и уже стали частью его легенды. Неспешно обогнув Спину в колонне по трое, они покинули арену, только трубачи спешились и заняли места над главными колесничными воротами. И тогда на беговой дорожке появился последний, шестой эскадрон, где служили юноши из восточных хурритских племен. Все они были на горячих караковых лошадях, в красно-синих развивающихся одеждах и с кривыми саблями. С боевыми криками они пронеслись по ипподрому в бешеном галопе, не соблюдая ни строя, ни порядка. Все как на подбор смуглые курчавые красавцы, они, очевидно, вкладывали всю душу в эту бешеную и прекрасную скачку, но при этом поглядывали по сторонам гордо и вызывающе – дескать, мы еще и не так можем!

Солнце припекало, и по громадным штангам, нависшим над каждым сектором трибун, поползли плотные белые экраны, сразу давшие желанную тень. Еще мгновение, и включились мощные проекторы, готовые транслировать на экраны все происходящее на арене в сильно увеличенном виде. Впрочем, многие зрители все равно запаслись биноклями. А из ворот манежа, тем временем, показалась колесничная процессия. Ведущий актуарий, появившийся на всех экранах, объявил зрителям, что сейчас по арене продефилируют победители прошлых заездов. Актуарий – высокий представительный мужчина с волосами до плеч и в белой парадной тунике – стоял в пустой пока ложе Кафизмы, и камеры сначала были направлены на него, но затем быстро сосредоточились на возницах, проплывавших вдоль трибун под радостный гул толпы. Почти все они были в серебряных наградных касках. Заметны были и каски позолоченные, принадлежавшие обладателям Великого приза. Непривычно смотрелись яркие рекламные наклейки на квадригах – в этом году император, скрепя сердце, впервые разрешил это новшество. Впрочем, больше нигде никакой рекламы видно не было.

Тем временем в ложах стали появляться высокопоставленные гости – важные президенты, министры, благородные короли и принцы угасающих европейских династий, молодые загорелые диктаторы. Актуарий громко и церемонно представлял каждого, а публика приветствовала аплодисментами тех, кто был ей особенно приятен. Некоторые персоны заметно нервничали, не видя перед собой привычной пуленепробиваемой стеклянной стены, но хозяев праздника такие мелочи, очевидно, не беспокоили.

Из отдельного входа появились димархи и виднейшие представители цирковых партий в одеждах своих цветов. Для них специально выделили по ряду скамей на каждой трибуне – красная, синяя, зеленая и белая полосы раскрасили людской муравейник длинными мазками.

– Почему их не посадят всех вместе? – спросила удивленная Дари.

– Это правило такое, еще с шестнадцатого века, – ответила Лари. – Тогда была большая драка, целое побоище после бегов, и с тех пор их не сажают большими группами.

– Ой, да неужели эти старички и толстячки могут драться?

– Ну, конечно, нет! – Лари рассмеялась. – Я же говорю, традиция! И потом, так красивее.

В этот момент раздался рев труб, и на плоской крыше Кафизмы появилась знаменная группа. Восемь подтянутых схолариев в парадных мундирах и с винтовками за плечами вынесли императорский штандарт и несколькими четкими движениями подняли его на флагшток. Весь ипподром уже был на ногах.

Гимн Империи был написан в начале девятнадцатого века, оттого в нем было много античной романтики и полностью отсутствовали социальные рефлексии. Это был даже не гимн Империи – к чему Империи гимн? – а гимн консерватизму как здоровому началу. Ну, и дань прежней моде, конечно. Дари несколько раз слышала эту величественную мелодию, но только сейчас осознала, насколько она захватывает человека, стоящего на трибуне ипподрома и вливающего свой голос в многотысячный хор. Музыка текла медленно, с плавными переходами. Она напоминала реку, постепенно набухающую в половодье и выходящую из берегов.

«…Если хранит храбреца щит твой зеркальный, Афина,

Он, обращаясь назад, знает, что ждет впереди…»

Пел, казалось, весь Город. Даже самые легкомысленные гости перестали посмеиваться и, уткнувшись в буклеты, старательно выпевали незнакомые слова.

При звуках гимна в ложе Кафизмы появился император в полном парадном облачении – в золотой далматике, перевитой лентой лора, и царском венце. «Как он выдерживает такой наряд в жару?» – подумалось Дари. Как бы в ответ на ее мысли, Константин опустился на приготовленный для него малый трон, и – единственный из всех – дослушал гимн сидя.

За императором появились августа, принц Кесарий, принцесса Екатерина и несколько избранных, по обычаю, гостей. Ими оказались главы нескольких европейских держав со своими семьями, в том числе президент Итальянской Республики; его сына посадили рядом с принцессой.