Кассия Сенина - Золотой Ипподром

– Нет, конечно, нет! Всякие есть. Есть и более традиционные, что называется, но это чаще за городом или где скиты и отшельники, они ведь до сих пор в древних пещерах живут, в ущельях, в горах… Мне наши сестры рассказывали, они бывали в Каппадокии, там древние монастыри, церкви, фрески потрясающие! Я тоже очень хочу туда съездить! Вот, хорошо, что ты спросила, я непременно покажу тебе, у нас есть несколько альбомов с фотографиями, о, как там красиво! Но там сурово, не как у нас! Каменное всё, и кельи, и трапезные, и всё-всё, и воду надо издалека носить, и колючки растут… Правда, во многие места теперь подвели воду, но есть и такие, где монахи за километр-два ходят за водой, представь! В общем, это подвиги там, да, нам такое и не снилось! Но там женщин мало живет. А в городах монастыри больше похожи на наш, хотя многие и попроще. А есть и плохие, где жизнь распущенная… То есть ты не думай, что у нас во всех монастырях переводами занимаются и книги издают! Просто тут у нас, понимаешь, столица, традиции такие, много ученых монастырей: Студийский, Сергие-Вакхов, Пантократор, Хора… Но это мужские, а из женских наш, наверное, самый известный, и еще Мирелейский. Еще в Элладе много ученых обителей, а вот в Вифинии и туда дальше в Азию, там уже всё суровее… Да тут и на Босфоре есть монастыри, где жизнь строже, чем у нас. Но вот мрачных лиц у нас и правда нигде нет, ну, то есть я не видела, я бывала с матушками в разных обителях… Есть такие, где сестры попроще и жизнь больше хозяйственная, но все-таки все радостные, и книги читают, и на все службы ходят. То есть не как у вас – работать-работать-работать, а потом упасть и всё, не-ет! У нас такого, думаю, нигде нет, я поэтому так и удивлялась, когда ты рассказала про всю эту вашу… каторгу!

– Да, хорошо вам! – Дари вздохнула.

Внезапно откуда-то донесся сильный аромат жареной рыбы, Дари даже оглянулась: сзади, чуть левее, сидели двое мужчин, держа в руках голубые коробочки с ярко-красной надписью. «Мега» – прочла Дари на одной, но дальше буквы закрывала рука едока, который с наслаждением обгрызал поджаристый рыбий хвостик, торчавший из коробочки.

– Что это они там сзади едят? – тихо спросила Дари.

Лари взглянула и с улыбкой ответила:

– Да это же мега! Меганикс, наши знаменитые ставридки! Вкуснотища, обожаю их! Разве до вашего царства они до сих пор не добрались?!

– Меганикс? – удивилась Дари. – Так это он и есть?! И у вас его тут вот так прямо едят… на улице?

– А что? – в свою очередь удивилась Лари. – У нас его везде едят! Это же быстрая еда!

– Ну, ничего себе, – протянула Дари. – А у нас это считается такой пищей для гурманов… В Хабаровске, например, всего один «Мега-Никс», я там никогда не была. Говорят, там дорого, с осетром, со стерлядью… А когда его открыли, туда вообще в первые месяцы стояли огромные очереди! Я сначала хотела пойти поглядеть, но так и забыла. А потом уже в монастырь ушла.

– Вот это да! – Лари была поражена. – С осетром?! Для гурманов?! У нас это все едят, «Мега-Никсы» тут на каждом шагу, вот и на ипподроме тут они при каждом секторе! Вот, знала бы я, так вчера бы не мороженого купила, а мегу, ты бы хоть попробовала… Ну, ничего, мы с тобой еще туда сходим! А что же у вас едят тогда… такое, чтобы для всех?

– У нас? Пироги. Пирожковые у нас на каждом углу, пирогов разных десятки, со всякими начинками, это тоже очень вкусно! И с рыбой пирогов много… Может, «Мега» у нас потому и не прижилась, что у нас к своему привыкли.

– Наверное, – согласилась Лари и умолкла; разговор о «Мега-Никсе» почему-то привел ее в задумчивость.

Дари тоже замолчала, размышляя о рассказе подруги про византийские монастыри.

– Нет, непонятно мне! – наконец, сказала она со вздохом. – Почему у нас всё совсем не так, как у вас?! Я имею в виду монашескую жизнь, а не пироги, – пояснила она с улыбкой. – Вроде бы и у нас православная страна, и у вас, и православие мы когда-то от вас получили…

– Никакая у нас не православная страна! – вдруг заявила Лари и нахмурилась.

– Почему?! – Дари опешила.

– А потому! Потому что, если б у нас была православная страна, то я бы вчера сказала этому Григорию, что я послушница в монастыре, а я… побоялась… Побоялась, как бы он не подумал обо мне… что-нибудь не то…

– Что же «не то»? – Дари была в недоумении. – Разве тут монахини – какая-то экзотика? Монастыри везде, и по улицам монахи ходят… Да ты же сама говорила, что в Университете знают, что ты послушница, и всё нормально, косо не смотрят!

– Ну, я не знаю! Не знаю. – Лари внезапно пригорюнилась, что было уже совсем удивительно.

– Может, ты чего-то другого побоялась? – нерешительно предположила Дари.

– Может быть, – тихо проговорила девушка. – Ладно, не обращай внимания, это я так, ерунду несерьезную говорю! Я ведь еще только учусь быть серьезной! Смотри, смотри, вон выходят акробаты с шестами, сейчас увидишь, какой будет трюк классный! Я его уже видела, с непривычки страшно немного, но ты не бойся, у них всегда получается!

Вскоре она уже смеялась и веселилась, как ни в чем не бывало. А Дари думала: «Что вообще значит – быть серьезной? Надо ли Лари быть серьезной? Разве она не самая лучшая вот такая, как есть, веселая и смешливая? А мне надо быть серьезной? Я ведь тоже… несерьезная. Я, как они говорят тут, унылая, а это же совсем другое!»

Его высокопреосвященство Кирик, митрополит Ираклийский, сидел в своем кабинете на втором этаже небольшого особняка, построенного для него в ограде монастыря Святой Гликерии, который недавно волей патриарха обратили в Ираклийское подворье. Кабинет был заставлен книгами – в количестве совершенно невероятном, – завешан фотографиями владыки и его духовных наставников, иконами и картинами. Митрополит был крупным мужчиной пятидесяти шести лет, довольно загорелым. Его пышные, но не длинные волосы цвета румяной булки заметно вились, короткая борода колечками была намного светлее шевелюры.

Перед Кириком на экране компьютера был сценарий очередной просветительной передачи. Но в тот момент, когда в дверь постучали, митрополит отвлекся и созерцал что-то происходящее за окном, на монастырском дворе.

– Разрешите, владыка святой?

В дверь кабинета просунулась кудрявая голова юноши, который тут же и вошел, не дожидаясь позволения. На юноше был черный подрясник; умное, несколько вытянутое лицо украшали круглые очки.

– Что, Димитрий? – Кирик очнулся и слегка потянулся в кресле.

На митрополите тоже был подрясник, но по причине жары совсем легкий, из бледно-лазоревого шелка.

– Вот, поглядите, владыка. По-моему, это важно, – Димитрий, едва заметно изогнувшись, протянул митрополиту распечатку материала, появившегося утром на сайте «Синопсиса».