Татьяна Латукова - Привидение на просеке. Ведьма 0.5

С двух сторон телевизор подпирали стопки журналов. Ольга старательно копила всю макулатуру, которая только попадала в её дом. Некоторые связки были аккуратными подборками по изданиям и годам. Но по большей части журналы были хаотичной смесью самых невероятных названий и лет.

Журналы заполняли и часть сундука. Расписной ящик с перекошенной и рассохшейся крышкой стоял за шкафом, и помимо периодики в нём хранились три иконы. Грязные липкие доски со специфическим запахом были завёрнуты в несколько слоёв газет, сложены в наволочку, и ещё раз обёрнуты полиэтиленовой плёнкой. Крест синей изоленты символизировал нерушимость этой упаковки. На памяти Петьки последний раз иконы распаковывались так давно, что кроме самого факта распаковки он ничего и не помнил.

Крышка сундука подалась легко, но требовались силы удержать её. Бросив мимолётный взгляд внутрь, Петька убедился, что всё осталось по-прежнему. Почти всё пространство сундука занимали тетрадки, конверты с письмами, отдельные записки и прочие свидетельства чьих-то жизней.

У Петьки не было желания копаться в сундуке, тем более что, как он наверняка знал по прошлым копаниям, ничего интересного в нём не было. Машинально перелистав лежащую сверху тетрадку, Петька выхватил взглядом обрывки сказок старой Глаши.

…бросила Берёзушка на топкую дорожку свою тонкую серёжку, проросли из семян деревца. Склонили деревца свои кроны, устлали болото зелёными веточками, прошла Берёзушка через проклятые земли и волшебника Севера за собой вывела. Гналась за ними орда тёмных стражников, да не догнала. Искала их свора злых псов, да не нашла. В сказочной стране стали Берёзушка и Север жить-поживать, знаний наживать…

Добрая волшебница Берёзушка была любимым персонажем Глаши. Она неизменно появлялась в критический момент, чтобы спасти несчастных сирот от злобных властелинов. Петька из этих сказок давно вырос, но вместе с тем инстинктивно чувствовал в них какую-то тайную мощь. В сказках Глаши хранилось нечто забытое, к чему следовало относиться уважительно.

…побрела чужестранка в тёмный лес, наткнулась на белое деревце, обняла его и заплакала. А Берёзушка ей и говорит: «Не плачь, сестрица Лукерьюшка. Я твоему горю помогу, от злодея спрячу, беду отведу». Взмахнула зелёной веточкой Берёзушка и укутала чужестранку в свой зелёный плащ. И стала чужестранка похожа на других девушек. Искал колдун чужестранку, да не нашёл. И стала с тех пор Лукерьюшка жить-поживать, горя не знать…

В детстве Петька был уверен, что сказки о Берёзушке также общеизвестны как истории о Золушке или Красной Шапочке. Когда он открыл, что сказки Глаши – сугубо лукогорский фольклор, это его немало озадачило, но потом он наткнулся на сидаковские былины про Кысю-Рысю, и понял, что своих сказок везде хватает.

…засохла трава, потрескалась земля. Скрючилось белое деревце, растеряло листочки. Шёл встречать рассвет мальчик Зорюшка. Увидел бедняжку-Берёзушку, пожалел, сбегал к родничку, принёс в ладошках водички, напоил. Расцвела Берёзушка и подарила доброму Зорюшке берестовый венец, и пожелала ему встретить ясноглазую любушку-голубушку…

Многие лукогорцы пытались записывать сказки Глаши, но сказочница всегда импровизировала, и сказки, вроде бы одинаковые в начале, частенько приходили к разным финалам. Глаша причудливо меняла сюжеты, обстоятельства, персонажей, и любая запись становились лишь одной из множества вариаций. Читать сказки отчего-то было скучно, но Петька помнил особое уютное ощущение, которое возникало, когда Глаша рассказывала свои фантазии.

В тишину чердака, наполненную множеством шорохов и шевелений, вплёлся непривычный звук. Петька насторожился, но не мог понять, откуда исходит это шуршание. Глаза уловили какое-то крохотное движение, но понять, где оно и что означает, Петьке удалось не сразу.

Рядом с сундуком к стропилам было прислонено несколько досок. И в верхней доске набухал прыщ. Мелкие древесные частицы рассеивались пылью в скудном свете далёкой лампочки. Маленькая опухоль шевелилась, вибрировала, росла, прорываясь сквозь древесину и постепенно превращаясь в свешивающегося червяка. Бока червяка были украшены двумя чёрными спиралями. Выбравшись из заточения, червяк развернул спирали в невероятно длинные усики, отряхнул лапки, протёр маленькую голову и превратился в большого жука-точильщика.

Петька никогда не видел подобных созданий, и восхищение смешалось в нём с паникой. Жук, нисколько не смущённый оторопью царя природы, принялся проверять жёсткие надкрылья. В нём было не меньше трёх сантиметров в длину, не считая усов в два раза больше всего тела.

Мельком глянув на оставленную жуком рану в доске, Петька пришёл в ужас. Дырка казалась огромной и слишком зияющей, нарочито заметной. Присмотревшись, мальчишка понял, что она далеко не единственная. Рядом были такие же, только уже слившиеся по цвету с остальной серой поверхностью.

Дребезжащий звук, с которым жук пошевелил длинными усами, прокатился по телу Петьки волной дрожи. Чудовище презрительно повело головой и попыталось взлететь. Но неуверенные крылья подвели, и жук свалился прямо в сундук. Петька автоматически спрятался за стенку сундука, а потом украдкой выглянул, чтобы увидеть, как жук неторопливо шествует по бумагам и книгам.

На мгновение Петьке показалось, что вот-вот со всех сторон полезут другие жуки, но он подавил страх, бросил на жука старую тетрадь и быстро захлопнул крышку сундука. Встав и отряхнувшись, мальчишка бросился вниз, в уютное тепло жилой части дома.

Лукогорских девчонок Петька считал задаваками. Все они приезжали на каникулы, как и он сам, но привык воспринимать их как часть местного населения и мысленно обозначал их деревенскими. Общаться с девчонками ему хотелось, но обычно они занимались своими играми, в которых Петька даже если и порывался принимать участие, как-то быстро оказывался единственным проигравшим.

С прошлого лета Женька обзавелась короткой чёлкой. Обруч с цветочком, водружённый над чёлкой, напоминал плюмаж, и Петьке это показалось смешным. А вот красная помада на губах Женьки тревожила. Помада исключала Женьку из категории «пигалицы».

Динка сделала сверх-короткую мальчишескую стрижку. Мечты о театральной карьере заставляли Динку всю свою жизнь превращать в репетиции умозрительных ролей, и за глаза её часто называли кривлякой, хотя она была самой симпатичной из девчонок.