Айд Мус - Сказание Джеуджиро

Многие поколения Аркфарийцев сменились, работая и увядая под тенью горы. Но тяжелее всего приходилось представителям крови Гирн, ведь они были вынуждены всю жизнь выполнять тяжкую работу рудокопов. Многие пытались покинуть пределы Аркфара, и никому из них не было отказано. Желавшие уйти – уходили. Они забирались на подъемник вместе с рудой, но возвращались обратно сожженными дотла.

Гирнгримгрон часто уставал и был склонен к безделью, но если он брался за работу, то доводил ее до конца, невзирая на желание ненадолго прилечь. Когда одна из тяжких смен подходила к концу, ему оставалось совсем немного, чтобы отколоть огромный кусок бесценной руды. Все уже покинули шахты и отправились по своим норам, а в шахте раздавался звук единственной оставшейся кирки и писклявые возгласы худощавого рудокопа. Последний удар разбил горную твердь и огромный «живой камень» упал у ног Гирнгримгрона. Хоть кусок и казался большим, весил он немного, поскольку «живая руда» была довольно легкой. Гирнгримгрон пристегнул кирку к поясу, водрузил добычу себе на голову, улыбнулся от тепла, ощущаемого макушкой своей коротко стриженой головы, и пошел из шахты прочь.

Он шел среди базарных рядов, где руду можно было обменять на всякого рода предметы быта или одежду. Основную часть руды относили к подъемнику, где ее можно было обменять на пищу. Представители крови Гирн зачастую брали мясную продукцию, и только Гирнгримгрон предпочитал исключительно злаковые пластинки, выглядевшие как спрессованные травы, усыпанные разнообразными приправами. Мяса можно было получить гораздо меньше, чем этих пластинок. Мясной рацион, которого могло хватить на два восхода Ирао, можно было заменить на количество пластинок, хватавшего на десять восходов. Он делал так не потому, что не любил мясо, а чтобы оставшуюся руду обменять на дополнительный отдых. Надсмотрщики крови Драм заносили его в список отдыхающих, и он мог безнаказанно избегать нелюбимой работы. Большинству представителей крови Гирн некогда было отдыхать, им приходилось постоянно добывать руду, чтобы кормить свои семьи. А так же покупать увеселительный напиток, который они называли «авно». Пьянящее авно по мнению рудокопов, помогало им отдохнуть после тягостной работы.

Гирнгримгрон был одинок, и поэтому был счастлив. Он не нуждался в том напитке, что дурманил его сородичей. У него не было ни родни, ни семейства. Его родители погибли при обрушении одной из шахт, когда он был еще младенцем. Но его не оставили одного. Разные семейства Гирн брали его на попечение, чтобы даровать ему должный уход, пока он сам не мог позаботиться о себе. Подрастая, он понимал, что был бременем для своих опекунов, и поэтому в раннем возрасте отправился работать в шахту. Он был самым юным рудокопом Аркфара. Пока остальные дети его возраста играли и веселились, он наравне со взрослыми аркфарийцами уходил на рудники. Драмдрудор всегда был надсмотрщиком шахт, где работал Гирнгримгрон. Он относился снисходительно к юному мальчишке. Увидев, как тот волочил за собой огромную и тяжелую кирку, Драмдрудор распорядился, чтобы для него сделали кирку поменьше и полегче. Мальчик был рад, что ему не пришлось поднимать инструмент, весивший, казалось, тяжелее его самого. Он с энтузиазмом взмахивал своей маленькой и легкой киркой. Но когда ребенок подрос, ему пришлось взяться за обычную, как у всех рудокопов, увесистую кирку. Работа с ней приносила лишь тяготы и огорчения.

Будучи юнцом, Гирнгримгрон уже постиг тяготы взрослой жизни аркфарийцев. Когда его сверстники впервые погружались в шахты, он уже имел внушительный опыт. Крепло и желание увильнуть от работы. На досуге, приобретенном за «живые камни», он или спал, или подолгу гулял в недрах Аркфара.

Набрав злаковых пластинок, он вернулся в свою конуру. Кристалл синеватого оттенка освещал его маленькое уютное жилище. На столе стояла тарелка, чаша и столовый прибор. У стены располагался плоский вытянутый камень, служивший ему кроватью. Он сложил свои запасы в дыру, выбитую в стене, и сел на свое твердое лежбище. Плотная серая штора приоткрылась, и в нору вошла прекрасная бледнокожая Гирнаула, ожидавшая прихода Гирнгримгрона. Между ее лбом и щеками проходила черная полоса каркосовой сажи, которую делали из крови каркосов, больших пещерных насекомых. Местные женщины считали, что эта сажа способна придать им красоту и привлечь мужчин. Гирнаула казалась немного крупнее Гирнгримгрона, но среди аркфарийских девушек выделялась изяществом.

– Я знал, что ты придешь, – встав напротив Гирнаулы, тихо произнес Гирнгримгрон. – Возможно, даже ждал тебя.

– Как ты мог знать? Я проходила мимо и вдруг решила зайти.

– Я видел тебя. Ты стояла, скрывшись во мраке потухшего фонаря.

– Ты что, настолько хорошо можешь видеть в темноте?

– Я видел сияние твоих прекрасных глаз.

– Ну, перестань, я смущаюсь.

– Я говорю тебе правду, но говорю ее, чтобы понравиться тебе. Многие скажут тебе подобное, чтобы добиться тебя.

Он подошел к ней и бережно поцеловал в лоб. Ее бледные щеки вмиг налились багровой краской. Она улыбалась и сияющим взглядом посмотрела на него.

– Опять ты нанесла эту грязь на свое прекрасное лицо?

– Это не грязь, – оправдывалась Гирнаула. – Это каркосовая сажа. Но я уже давно поняла, что на тебя, это не действует.

– Ты, наверное, была в гостях у кого-то еще, раз нарисовала себе другое лицо? Ведь я просил тебя приходить ко мне без этой грязи на лице, чтобы ты радовала меня своей подлинной красотой.

– Скрывать не стану, – смутилась она – я была у Гирнбрарана.

– А почему ты от него ушла?

– Потому что он незрелый пьяница!

Она была слегка расстроена. Гирнгримгрон это понимал и как всегда умело попытался унять ее тоску.

– Садись! – Радостно воскликнул он. – Я угощу тебя твоей любимой злаковой пластинкой, приправленной тукиром.

– Но они так редки! – удивилась она. – Я уже давно не видела на базаре этой сладости.

– Я постоянно покупаю злаки, и когда мне попадаются твои любимые, я беру их специально для тебя.

– Ты так любезен и заботлив. Жаль, не желаешь ты разделить со мной семейный быт.

– Ты всегда об этом упоминаешь. Пойми, мне нравится быть с тобой. Нравится просыпаться в твоих объятиях. Но ты знаешь, что мне чуждо семейное родство. Сейчас я к этому безразличен. Мне нравится быть одному, жить в своей норе. Но это не значит, что я избегаю других. Когда ты приходишь ко мне, мое жилище словно наполняется теплом.

– Почему ты не хочешь оставить это тепло?

– Не знаю, – пожав плечами ответил Гирнгримгрон. – Возможно, ты слишком горяча для меня, и я боюсь сгореть.

– Да тебе просто нравится, когда у тебя гостят другие! Гирниэса говорила мне, что тоже гостила у тебя.