Илья Тамигин - Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е

Храм Божий (выстроенный иждивением Романа Борисовича Ржевского, прежнего барина, вечная ему память! – шепнул Миша) был большим, вмещал до полутысячи людей. Фрески, иконы, царские врата – все было внове Антуану, попавшему в православную церковь впервые. Свечи, колыхая огоньками, создавали атмосферу таинственности, причудливые тени скользили по стенам и толпе. Помещик с женой встали в первом ряду справа. Антуан – позади.

Служба началась. Возглашал дьякон, народ крестился, священник кадил ладаном. Конечно, Антуан ничего не понимал, но понравилось. Строже и серьезнее, чем у католиков. И все стоят, кроме нескольких старушек. Певчие пели капеллой, голоса их возносились ввысь, под купол, и там растекались серебряными струйками. Заслушаешься!

Через два часа с небольшим служба кончилась, народ потянулся на исповедь.

Первым исповедался Александр Романович. Быстренько покаялся, как обычно, в грехах винопития и чревоугодия, а также ещё десятке мелких грехов: гордыня, гневливость и тому подобное. Отец Леонид тоже, как обычно, наложил на него нетяжелую епитимью и отпустил грехи.

Второй подошла Наталья Сергеевна. Под епитрахилью она прошептала:

– Грешна я, батюшка! Няне нагрубила третьего дня, на повариху гневалась, даже замахивалась ударить, но сдержалась. Гордыня одолевала. И ещё… мужу изменяла. С французом пленным…

Тут она подробно и с удовольствием, во всех деталях, включая подробное описание поз номер четыре и пять, описала процесс измены. Живописала также прием, которым будила ничего не подозревающего мужчину, и свои ощущения.

– Ой, батюшка, уж такое удовольствие от этого греха получила! Даже сейчас, несмотря на то, что раскаиваюсь, внутри все теплом растекается. Но, сегодня ночью воздержалась!

Слегка дрогнувшим голосом, отец Леонид, весь потный и сконфуженный, произнес:

– Епитимья тебе, раба Божия Наталья, такая будет: двести раз на коленях «Отче Наш» прочтешь, и столько же – «Богородице Дево Радуйся». Аз, иерей, властию мне данной прощаю и разрешаю ти грехи твои, чадо, именем Господа Нашего Иисуса Христа. Иди, и впредь не греши…

Довольная графиня отошла в сторону. От своей исповеди она получила отдельное удовольствие. Ещё бы! Такое рассказать, хотя бы и попу!

Потом все причащались, подходили к кресту.

После службы Антуан познакомился с отцом Леонидом. Высокий, осанистый, с гривой черных, с проседью на висках волос и глубоким басом. Лет сорок пять – сорок семь на вид.

– Добро пожаловать в наши палестины! – приветствовал он Антуана по французски.

– Увы, святой отец, не своей волей! – посетовал Антуан.

Священник ему сразу понравился.

– Неисповедимы пути Господни! – внушительно изрек батюшка.

– Хотелось бы с Вами поговорить, отец Леонид…

– Александр Романович меня с матушкой сегодня к обеду ждет. Там и поговорим без помехи.

За обедом, во время которого отец Леонид доминировал за столом, много говорили о войне, о судьбах Европы, о ситуации в России. Из разговора выяснилось, что отец Леонид был гвардейским офицером, но, после тяжкой раны, полученной в сражении с турками, ушел в отставку и принял сан.

– Вот, отец Леонид, месье Карсак занялся изучением русского языка! – сообщил граф, раскуривая сигару.

– Похвально, сударь! Тяжело, наверное? Язык наш труден для иноземцев! – улыбнулся батюшка.

– О, да! Дело непростое! Мишель, мой слуга, слабоват, как учитель… Учебник необходим, и словарь, – отозвался Антуан.

– Я с удовольствием с Вами позанимаюсь. Словарь есть, учебник купим. С Божьей помощью, осилите! – перекрестился отец Леонид.

– Наши мужички такими словами говорят, каких ни в одном словаре не найдёте, – вставил, оживившись поручик Ржевский, который до этого сидел бледный и молчаливый, хлебая жидкие щи.

– Да уж, как матом иной раз раскудрявят, сразу весело становится! – заржал полковник и закашлялся, поперхнувшись дымом.

– Фи, Алекс! – поморщилась графиня Натали.

– Да, ругаются! – грустно вздохнул отец Леонид, – Внушаю им, внушаю, что сквернословие есть грех – не доходит!

Поручик серьёзно заявил:

– Они, батюшка, матом не ругаются, они им разговаривают! Сегодня он был трезв, только с утра похмелился парой рюмок водки – и все.

– М-да… Ничего, со временем научитесь и этому, месье Карсак! – обнадежил Антуана священник.

После обеда все отдыхали пару часиков. За это время была протоплена баня.

Первой парилась графиня со своей няней, попадьей, комнатной девушкой Настей и Ариной. Хозяйка довольно мурлыкала, лежа на полке. Няня поддавала квасом по чуть-чуть на каменку. Ароматный пар шибал ядрено, покусывая молодежь за уши и нежные розовые соски. Няне же, сморщенной, как изюминка, было все нипочем. Попадья, скромная женщина лет сорока, (урожденная княжна Трубецкая, между прочим!) парилась мало, сидела в сторонке, мыла голову. Девушки, сверкая мокрыми белыми телесами, проворно работали березовыми вениками. Хорошо!

– Няня! Поддай с мятой! – попросила Натали, переворачиваясь на спину.

– Сейчас, касатушка! – няня плеснула на камни из ковша.

– Ой! Уши горят! – пискнула графиня.

Ей подали полотенце, покрыть голову.

Потом её долго и нежно терли лыковой мочалкой, взбитым яйцом промывали волосы, ополаскивали березовым настоем.

Сидя за самоваром в предбаннике, Натали придирчиво сравнивала себя с девушками. Арина, конечно, на мордашку была покрасивее, да и ростом повыше. Настя же была крупная, сильная девица, склонная к полноте, хотя и миловидная. Графиня с удовольствием решила, что у неё самая пикантная попка и самая тонкая талия.

После женщин мылись мужчины. Антуан понимающим взглядом оценил шрамы на телах отца Леонида, Александра Романовича и Сержа. Да и они с одобрением посмотрели на его рубец в боку от сабельного удара и сморщенный шрам от пули под правым соском. Пуля была на излете, а может, порох был подмокший. Короче, впилась не глубоко. Такая вот везуха!

– А это у Вас что, господин лейтенант, ожог? Над коленкой, то-есть, на птицу похоже? – показал пальцем поручик.

– Нет, это родимое пятно. Дядя говорил, что такое же у него и моего отца. На орла парящего похоже, верно? – Антуан поставил ногу на лавку и все с интересом всмотрелись.

Над правой коленной чашечкой действительно, четко смотрелась крупное, вершок в поперечнике, родимое пятно красно-коричневого цвета: точь-в-точь парящий орел.

– Как Вам, месье Карсак, русская баня? Нравится ли? – с некоторой подначкой спросил немного погодя отец Леонид.

– Ох! Очень нравится! – выдохнул Антуан, сплевывая соленый пот, заливающий глаза, – Благодаря бане не заболел, спасибо господину полковнику и Герасиму!

Герасим крутил вениками над головой, как ветряная мельница, разгоняя жар. Все пришли в состояние гармонии тела. И духа.