Константин Артемьев - Последний приют атамана Дутова

Вопрос был не из легких. В самом деле, почему крупный военачальник не пошёл на поводу у своих амбиций, не принял неравный бой, не дал разрушить свой город? Оправдана такая человечность в большой борьбе за власть? Впрочем, на эти вопросы я уже однажды пытался дать ответ в своих статьях, которые сейчас лежали на коленях у Николая.

18 января 1918 года (по старому стилю) после ультиматума красных применить против города артиллерию Первый казачий полк атамана Александра Дутова без боя вышел из Оренбурга маршем на Верхнеуральск. Город остался в руках 27-летнего комиссара Самуила Цвиллинга и его 30-летнего заместителя Александра Коростелева.

За два месяца до того Цвиллинг уже пытался взять в Оренбурге власть. В ноябре он объявил о создании в губернском центре военно-революционного комитета (ВРК) и потребовал безоговорочного подчинения от атамана Оренбургского казачьего войска полковника Дутова.

Разумеется, военное руководство области не могло позволить этого каким-то самозванцам. После дня заседания Военно-революционного комитета по приказу Дутова Самуил Цвиллинг и еще три десятка большевиков были арестованы. Одних направили в КПЗ, других – под домашний арест в казачьи станицы. Цвиллинг с большевиком Корниловым десять дней провел в станице Павловской. После чего оба были доставлены в следственный изолятор в камеру к остальным товарищам.

Ну, а в СИЗО «комиссар Муля», уже отмотавший в своей недолгой жизни пятилетний тюремный срок за вооруженный грабеж, был в своей стихии! Вместе с уроженцем Самары рабочим железнодорожных мастерских Александром Коростелевым, успевшим на волне демократии 17-го года побывать председателем Оренбургского горсовета, Цвиллинг за три недели подготовил и провел массовый побег всех членов ВРК, заключенных под стражу. Судя по тому, как свободно они вели себя в камере, как запросто им передавали с воли продукты и записки, как легко им удалось обхитрить охранников, рискну предположить, что военные власти попросту закрыли глаза на готовящийся побег. В конце концов, Дутову было выгодно, чтоб Цвиллинг с Коростелевым увели возмутителей спокойствия из белого Оренбурга в красный Бузулук к чрезвычайному комиссару «Степного края» Петру Кобозеву.

Петр Алексеевич Кобозев был старше своих товарищей: на девять лет – Коростелева, на тринадцать – Цвиллинга. Даже Дутов был моложе его на год. В 1917-м самому многоопытному из всех деливших власть в Оренбургской губернии Петру Кобозеву было аж 39 лет!

Петр Алексеевич был родом из семьи железнодорожника Рязанской губернии. Учился сначала в епархиальном училище. Затем, после исключения из него, – в Московском техническом училище. После исключения из него, – в Рижском политехническом институте. Служил инженером-технологом на железной дороге в Латвийском крае. Руководил Рижским комитетом РСДРП (б). И в 1915 году, когда немецкие войска рвались на Петроград, был сослан из прифронтовой Прибалтики в Оренбург.

В Оренбурге грамотные люди ценились. Кобозев работал по специальности. Кроме того, входил в комиссию по строительству бараков для беженцев. Награждался за аккуратное, особенно – по финансовой части, ведение дел. Несмотря на большую семью, не бедствовал, даже отсылал деньги в помощь нуждающимся. И при этом оставался большевиком.

После Февральской революции Петр Алексеевич был избран комиссаром Ташкентской железной дороги, где, собственно, и работал. То есть фактически – начальником дороги. С мая 1917-го перебрался в Петроград, где занимал должность члена городской управы и главного инспектора Министерства путей сообщения во Временном Правительстве. Принял участие в Октябрьском вооруженном восстании. Получил вслед за Цвиллингом мандат на управление не только Оренбургской губернией, но и всем «Степным краем», читай – от Каспия до Западной Сибири. Мандат мудро подписал и у Ленина-Ульянова, и у Троцкого-Бронштейна (на всякий случай). После чего попросил у Льва Давидовича денег для организации работы на подведомственной территории. Тот достал из ящика письменного стола что-то около десяти рублей, чего не хватило бы даже на обратный билет. И в Оренбург новоявленный комиссар поехал по своему служебному железнодорожному удостоверению.

15 ноября 1917 года, в момент попытки Цвиллинга захватить власть в Оренбурге, опытный Кобозев пережидал события в Бузулукском отделении железной дороги, в своем рабочем кабинете. Похоже, арест единомышленников не застал его врасплох: в течение месяца, пока они сидели в общей камере, Кобозев аккуратно готовил к предстоящим боевым действиям самодельный бронепоезд, обшивая пассажирские вагоны стальными листами.

Вырвавшиеся на свободу Цвиллинг и Коростелев обрадовались и бронепоезду, и собранным Кобозевым отрядам красногвардейцев, которые по указанию Ленина прибыли из центральной России на борьбу с казачеством. И потребовали немедленно штурмовать Оренбург. Но воевать ни тот, ни другой не умели. А потому, как ни поливали огнем пушек ближайшие к железной дороге казачьи станицы, но от Каргалы бежали обратно в Бузулук.

Кобозев успокоил своих молодых коллег-революционеров, предложил накопить силы и делегировал Цвиллинга в Челябинск провести мобилизацию уральских рабочих и встретить «Летучий отряд» моряков Балтики. Этот отряд на настоящем, а не самодельном бронепоезде под руководством 20-летнего мичмана Сергея Павлова уже проутюжил и Челябинск, и Троицк, установив там советскую власть.

Вот с этой задачей Цвиллинг справился блестяще. Не только собрал в Екатеринбурге и Челябинске около трех тысяч солдат и ополченцев, но и организовал митинг на челябинском вокзале. Взял с митингующих по рублю и привез в Бузулук помимо солдат, матросов, винтовок, пулеметов еще и две с половиной тысячи рублей на революцию.

Тем временем из Самары подтянулись отряды Василия Блюхера. Теперь вся эта армия из более чем восьми тысяч штыков с дальнобойными орудиями мичмана Павлова уже могла атаковать и Оренбург.

У Дутова было всего три тысячи сабель. Все боеспособное казачье население находилось на германском фронте: немцы наступали на Петроград. В Оренбурге оставался Первый казачий полк, 16-летние юнкера и отряды прибывших в город станичников, вооруженных охотничьими ружьями. И практически не было огнестрельного оружия.

Бронепоезд на своем пути не щадил никого. По свидетельству красного комиссара Машина, прошедшего на нём вместе с Блюхером, Павловым и Кобозевым: «Ненависть станичников к железной дороге была такова, что они не только разбирали рельсы и шпалы, но и иногда разрывали насыпь» . Но железнодорожники чинили путь, и эшелоны двигались вперед. При этом Цвиллинг из руководителей сместился на ступень ниже, оказавшись рядовым комиссаром небольшого подразделения. Ну, не умел он воевать!