Владимир Эйснер - Жить не обязательно

Пастушеская собака его отца была беспородной двоняжкой, но носила гордую кличку Вассер (Вода). О такую кличку любая ведьма себе зубы обломает. Но, честно признаться, Сашка знавал множество всяких тузиков и шариков, которые доживали до глубокой старости и ни разу не были заколдованы колдунами, уязвлены ведьмой или уведены вором.

Впрочем, вышеуказанные категории граждан в его родной деревне и не проживали. Все были нормальные, лояльные, законопослушные советско-колхозные люди.

Интересно другое: родители Алесандра Гарта – потомки немцев-переселенцев, переехавших из Германии в Россию примерно десять поколений тому назад. Эти переселенцы, разумеется, и веру, и суеверия свои привезли. Но как получилось, что и немцы, и русские имеют одинаковые суеверия касательно собак? Не отголосок ли это обычаев древнего индоевропейского племени, из которого потом выделились кельты, германцы и славяне?

Пока Сашка хлопотал по хозяйству и «метал» на стол всё, что было в печи, Полукарпыч продолжал разглагольствовать о собаках трескучим тенором, совершенно не подходившим к его высокой крепкой фигуре. Он так и не сделал попытки представиться или назвать своё имя.

Сашка уже имел не один случай убедиться, что многие охотники – люди со странностями, но вот такое…

Наконец он догадался глянуть гостю в глаза и увидел пляшущие там озорные огоньки. Мужик развлекался.

«Ах так! Ну, держись, сосед!»

Улучив просвет в монологе Полукарпыча, Гарт обратил его внимание на свой обеденный стол и стал расхваливать его на все лады. Дескать, он родной брат тому самому столу, что стоит в трапезной римского папы и на котором пьются изысканнейшие вина и едятся вкуснейшие яства. А получил Гарт его как презент от кардинала Болтанелли, с которым некогда вместе учился в школе, но который оказался сыном итальянскоподданного и рванул за бугор. Что же касается собак, то кардинал предпочитает пекинесов. Самый пекинессейший из пекинесов частенько ходил гулять под этот стол, и если принюхаться к правой передней ножке, то ещё можно уловить запах его благородной мочи.

– Благородная, гришь? – прервал его гость. Коротко глянул на хозяина и заявил:

– А ведь ты шельма!

– Не шельмей некоторых!

Полукарпыч рассмеялся, протянул Сашке руку и присел к столу.

Два охотника-соседа плотно пообедали и выпили по сто граммов спирта из запасов хозяина. Но когда Гарт потянулся налить по второй, Полукарпыч заявил:

– Хорош. Привыкашь к ему, а надо оно?

Ну и ну! Выпив первую, отказаться от второй? Но бутылку Гарт убрал.

И магазинный чай Полукарпыч отказался пить, а достал из кармана холщовый мешочек, высыпал из него в эмалированную кружку несколько корешков и залил кипятком.

– Пробуй!

Настой был вкусным и отдавал приятным конфетным запахом.

– Что за трава?

– Золотой корень. Ото всех болезнев помогат. Лутше него тока оленья кровь. Свежа, горяча, как есть.

Сашка стал расспрашивать и выяснил, что золотой корень растёт по каменистым осыпям и на этих широтах не вырастает таким крупным, как в тайге. Но целебная сила его от этого не меняется.

Оленя же нельзя гнать или преследовать. Умереть он должен в одну секунду. То есть от пули в голову или в шею. Только «неиспуганная кровь» целебна. «От цинги, от жара, от живота помогат и кости быстрей срастаютца».

Отвар оленьей грудинки – лекарство от простуды, а нутряной жир – от больной спины. Раньше так и лечились, не было ни таблеток, ни аптечек, ни раций, без которых сейчас в тундру не выпустят.

В этот вечер, за неспешной беседой, Гарт узнал много нового, обогатился опытом повидавшего тундровую жизнь человека.

Особенно запомнился ему такой совет:

– В хороший год не клади по многу капканов, пёс везде идёт, любу приваду берёт. Убей быка гонного, запах от него. Поруби на куски, обваляй в снегу и водой полей, штабы не так легко ему грызть было. Да снегу гору навали, пусть лазит, ходы делат, пёс это любит. Капканы с толком раскидай, штабы на вытянутой цепке один другова не доставал. Штук пять-шесть будет, когда и семь. Кажный день проверяй, по стока-ту штук снимать бушь. Живые ишшо. Убил, дома в момент «шубу» скинул. Тёпла тушка – не мёрзлая, быстрей и ловчей. Таких оленев вдоль бережку раскидай, где вода под рукой, – до Нового года план твой.

– С конца декабрю станет мало его. Кочевник он, разбегатца. Да и повыдушат люди наши. В конце февралю возвертатца начнёт, но уже меньше. Куды как меньше его и сторожкой станет, опасаетца железа, нейдёт в капкан, и некогда ему: гон. А тама и сезону конец. Кто успел, тот взял.

Утром, провожая Петра Поликарповича, Гарт кивнул на винтовку, оптика на которой была заботливо прикрыта колпачками:

– А я не люблю зимой со стёклами. Дохнул – иней. Пока протрёшь, олени ушли.

– Аккуратней дыши, – усмехнулся Полукарпыч и добавил озабоченно:

– Волк на путик пошёл. Пугаю, а то в длинну ночь даст прикурить. У тебя-то как?

– Не видал пока.

– Ну и не дай бог. А то всю работу спортят.

Пока Полукарпыч разворачивал нарты и приводил в порядок собачьи алыки-постромки, Сашка успел разглядеть, как его сосед пугает своих врагов. Насмерть «испуганная» волчья морда скалила жёлтые клыки из-под небрежно накинутого на тушу куска парусины.

Сашка долго смотрел упряжке вслед. Ольховик получил прозвище «Полукарпыч» не от созвучия с отчеством своим, а потому, что никогда больше половины плана не давал. Зато каждый год. Даже когда песца в тундре – шаром покати. Откладывал, очевидно, на чёрный день, а потом сдавал. Поди докажи, когда взято. Если правильно обработанная шкурка год-два в холоде пролежала, – от свежей не отличить.

Начальство его за это не любило, но Полукарпыч мало беспокоился.

– А что они меня уволят? Я тридцать лет тута. За войну – три «Славы» и ранение. А ну-ко?

У этого человека, говорили Гарту охотники, есть брат-погодок, Михаил Поликарпович. Но не ужились братья. До ссоры доходило, до драки, карабин друг от друга прятали. И разъехались. Своё решение и тот и другой объяснили начальству так:

– Он всё неправильно делат!

Михаил взял зимовку в тундре, Пётр – на побережье.

Говорят, ростом, ухваткой, отношением к людям – во всём они разные.

Но голоса до того похожи – по рации не отличить.

Гарт вырос в дружбе со своими сёстрами и братьями, вражда между родными была ему вчуже и напоминала историю про Каина и Авеля.

Когда стрелы были вчерне готовы, Сашка выгладил их острым куском обсидиана, расщепил хвосты и вставил в расщепы не перья, а тонкие деревянные пластины, которые закрепил нитками.

Противоположные концы он подстрогал под каждый наконечник отдельно, обмазал у костра горячей древесной смолой и насадил наконечники.