Фёдор Быханов - Оскал лавины

– Сам чёрт шею сломит!

«Вертушка» лишь прошлась в отдалении от скал, чтобы для лишней верности убедиться в плотности снежных шапок, нависших над, давным-давно налаженными подходами к перевальным седловинам.

И вновь, но уже без прежнего, как при наборе высоты, остервенения сотрясаясь всем корпусом, патрульный вертолет пошел вниз по ущелью. Туда, где с гораздо большей вероятностью можно было ждать проникновения чужаков.

…Грохот от пролетевшего «Ми-8» долго еще стоит над ущельем.

Перекатываясь многократным эхом от рева двигателей, он напоминает всему живому о нежеланном для них визите, давно улетевшей прочь, железной птицы.

– Пора уже выходить из укрытия под скалой, – знают невольные свидетели его полёта.

Каждому из них так и хочется стянуть с чернобородых лиц марлевые маскировочные повязки. Да только никто из дюжины людей, спрятавшихся от воздушных наблюдателей, не решается сделать это первым.

На каждом из, этих, умело затаившихся в снегу контрабандистов, пока еще не истрепанные и только что, на подходе к снегам одетые, белоснежные маскхалаты.

Даже автоматные стволы «Калашниковых», что торчат над, круглыми в сборку, капюшонами и те обмотаны бинтами, чтобы не выдало невзначай чернение металла его хозяев пролетевшим наблюдателям с пограничного вертолета.

– А вот теперь пора! – громко сказал, первым, наконец, сдирая с лица маску, старший человек в группе тайных покорителей границы.

Коренастый бородач с хищно изогнутым как у беркута хрящеватым носом и суровым блеском, чуть выпученных от недосыпания, глаз, он одним своим видом внушает уважение и страх подчиненным.

В подтверждении ко всему, только что им сказанному, суровый детина резко махнул рукой, указывая для остальных нужное направление:

– Вперед! Наверх. Да, быстрее!

Дважды повторять приказание не понадобилось.

Цепочка людей, выйдя на снег, хотя и растянулась по ложу ледника, но – довольно быстро, уходила от своего временного пристанища по, присыпанным снежной порошей, камням.

Вытаявшие из тела вечного обитателя здешних мест – ледника они помогают движению, не давая путникам проваливаться. Потом пришлось ступить и на, сплошь заснеженное, ледовое поле, убелённое сейчас толстым слоем гигантского, пушистого сугроба.

…Не успевший еще покрыться корочкой, подтаявшего на солнце, наста, этот свежий снег похож повадками на живое существо. Будто пена, обволакивает он собой ноги восходителей.

И тем, обутым по-разному, приходится приноравливаться к своей особой тактике движения. Влияет, на которую именно обувь. У одних это – дорогие горные ботинки, так называемые, трикони со стальными шипами по всей подошве. У других – как у их проводника, в обычные туристские «вибрамы». Правда, с прочно привязанными к ним брезентовыми ремнями, остроклювыми «кошками», отштампованными из легкого, но прочного титана.

Первые из отряда, сменяя, время от времени, друг друга, с трудом торят тропу. Делая главную работу. Но не меньше усилий вожак требует и от тех, кто замыкает вереницу.

На лямках из репшнура они тащат за собой, собранную из проволочных «усов», хитроумную волокушу. Это сооружение, наподобие колхозной бороны, надежно засыпает снегом, предательски черневшую для наблюдений со «стрекозы», цепочку следов, оставленных в гигантском сугробе их небольшим отрядом.

После чего на, вновь девственно-нетронутом белом полотне ледникового поля уже ничто не выдает передвижение каравана.

… Шли долго, пока не оказались неподалеку от нужного перевала.

Там и самым смелым стало не по себе от вида снежных шапок, угрюмо нависших с соседних вершин.

Лишь один, как ни в чем, ни бывало, двинулся вперед. Это был проводник. Тот, кто до сей поры, шел в самой середине вереницы. Тем самым экономил, в отличие от других, собственные силы.

Провожая его, вожак не поскупился на пожелание удачи.

– Давай, Таймураз, лови удачу! – хлопнул его по плечу чернобородый. – Иди во славу Аллаха!

Гортанное пожелание успешного завершения дела, искренне прозвучавшее и от других контрабандистов, заставило обернуться к ним того, кого только что сообщники назвали Таймуразом.

Простой взгляд, брошенный на его лицо, вызвал непроизвольный вздох у путников, пока остававшихся под перевалом.

Особенно у тех, кто еще не привык к виду, изувеченного шрамами лица, на котором даже черные солнцезащитные очки не скрывали глубокую впадину на месте одного, глубоко выжженного огнем, глаза.

На пожелания Таймураз ответил всем вместе. Он просто поднял вверх руку, затянутую в шерстяную перчатку:

– Все будет как надо! Ждите…

Вскоре его, горбатая от объемистого рюкзака, белая фигура исчезла из виду, растворившись в белизне снега, покрывавшего гору от подножия до вершины.

И лишь тогда люди из пешего каравана, оставшиеся под опасным перевалом, занялись нужным делом.

Они, не теряя более времени, принялись интенсивно рыть в глубоком снегу окоп-пещеру. Сооружение, годившееся им, как для временной стоянки, так и в качестве временного укрытия при возможном возвращении воздушного пограничного патруля.

– Сколько раз идем вместе, а все никак не привыкну к шайтану одноглазому! – пробурчал старший, в одиночестве глядя на перевал, куда ушел один из его людей. – Со смертью, видно, побратался!

Его поддержал другой ветеран их походов через границу:

– Не боится идти в самый оскал.

Задрав белый рукав своего маскировочного халата и никуда не торопясь, прикидывая оставшееся до темноты время, он глянул на циферблат роскошного золотого хронометра…

…Точно также поступил и другой бородач, стоявший на другой – противоположной – черноморской стороне этого горного хребта.

Но гадал тот уже совершенно о другом:

– О том, когда и ему освободят путь. Позволят сойтись с теми, кто зарывался в ту минуту в снежный покров ледника.

Зато этим – другим, не нужно прятаться. Никакими пограничниками в их Причерноморье пока даже и не «пахло». В Республике, отколовшейся от империи, такие как они – контрабандисты вовсе не были, на самом деле, нежелательными персонами.

И даже наоборот – негласно поощрялись за связь с воюющими единоверцами.

Однако следовало тоже принять меры предосторожности.

По приказу вожака, его спутники принялись сгружать на снег пузатые, прикрученные друг на друга в виде мыльниц, снежные грузовые сани – акьи. Полюбившиеся сначала спасателям, а затем и просто любителям зимних походов, на этот раз они исполняли роль иную.

Санями-контейнерами были навьючены десяток приземистых, здешней породы лошадей, с трудом добравшихся до перевала.

Закончив свою операцию по разгрузке каравана, ездовые столь резво погнали животных обратно по своим следам, что очень быстро скрылись из вида. Как сон или призраки исчезли они в ущелье, ведущем из мрачной снежной тишины к морскому теплому побережью.