Фёдор Быханов - Оскал лавины

Что ни говори, а знаком любому и каждому, побывавшему в небе, самый тряский на свете лифт, придуманный любителями «не на своих двоих», а с помощью современной техники подниматься наверх.

Он носит, несомненно, одну марку на авиационном языке – вертолет «Ми-8». Этакое пузатое подобие металлической стрекозы, без которой, мало где в горах обойдешься.

Размалеванный, конкретно сейчас, по самые винты пятнами грязно-зеленой камуфляжной краски, вертолет пока никуда не поднимается, а просто стоит на своей «домашней» площадке.

И словно от холода, приносимого с гор, пупырится из-под слоя своего камуфляжа, частыми строчками заклепочных швов крепежа.

По этому виду их щедрого, рассыпанного по всему корпусу многоточия, уже не кажется странным ответ на вопрос: почему не разбалтывается машина под полной нагрузкой еще на заводском выходном контроле?

Знать, надежны аккуратные шляпки заклепок, соединяющих алюминиевые листы корпуса. Раз терпит все перегрузки конструкция, сотрясаемая выхлопами тружеников внутреннего сгорания – двигателей и мощным вращением штанги ходового вала винта.

И даже, вибрируя как осиновый лист на ветру, стабильно – от начала до конца полета, своим остервенением машина только сулит в любую минуту рассыпаться на куски, но на самом деле держится и несет полагающуюся службу!

Но то – вертолет.

А вот долготерпению его неприхотливых пилотов летный состав воинской части уже не удивляется. Те основательно привыкли за годы службы к тряске и грохоту. Не то, что к остальному.

Например, любого, какого ни возьми, вертолетчика буквально коробит бесцеремонность иных пассажиров. От того и приходится наводить строгость, что называется, на полную катушку, едва найдут малейший повод для насмешек над «клиентами».

Сегодня от души разгулялся на «спиногрызах-нахлебниках» второй пилот – лейтенант Казанцев.

С грозным видом и весьма суровыми речами встретил он у сдвинутой вбок двери пограничный наряд.

– Вытирайте ноги, борт и без того перегружен, – раздаётся его гневный голос. – Да еще тут вы со своей пудовой грязью на сапожищах.

Эта винтокрылая машина «Ми-8» строгого не в меру лейтенанта – вроде новобранца.

Её совсем недавно перекрасили в армейский камуфляж из аэрофлотовской желто-синей расцветки. Но, несмотря на свой, вполне боевой вид, вертолет так и не сумел окончательно врасти в свою новую роль глубже, чем его экипаж, имевший в своем составе даже самодеятельного педагога вроде того же самого лейтенанта Казанцева.

В поношенных еще на гражданке – меховых летных куртках, бывшие аэрофлотовцы – сам обладатель двух мелких звёздочек по каждому погону и его командир – капитан Лукашов выглядят вполне бравыми и многоопытными «ассами».

Но, на деле, только внешне вполне освоились, в совершенно новой для себя, ипостаси. Тогда как за напускной строгостью неумело скрывают прежнюю – вполне мирную сущность.

И все же, именно эти гражданские штафирки, как начальство не раз замечало, летают ничуть не хуже других в подразделении вертолетного полка.

Хотя и такая оценка дорогого стоит.

Ведь дислоцируются они сами ни где-нибудь, а в столь отдаленном порту, куда не только «Макар телят не гонял», но и не так уж часто рискует добираться само их вертолетное командование. Потому умение управлять тряской винтокрылой машиной чаще всего доказывают лишь пассажирам, недалеко ушедшим в карьерном росте от этих недавних провинциалов.

А ведь с тех пор, как всю эскадрилью перевели сюда на Кавказ из еще большей глухомани – пустынной казахстанской глубинки, прошло достаточно много времени.

Впрочем, его пилоты провели вполне успешно. В основном совершая, как и в прежних «гражданских рейсах» – то грузовые, то пассажирские транспортные перевозки.

А вот теперь хорошо освоили и новую для себя обязанность – несение патрульной службы. О чём готовы они рапортовать без зазрения совести, хоть самому высшему своему командованию.

И еще ни разу не получал серьезных служебных нареканий ни сам экипаж, ни техническое состояние, призванной на военную службу, машины.

– Впрочем, если бы кто и возмутился, что от того? – считает Лукашов. – Как ни крути, а нет здесь иного способа и иных специалистов, чтобы неустанно вести наблюдение сверху – с птичьего, что называется, полета.

Лишь их вертолёт – перекрашенный из гражданского состояния, в военный статус, выручает. Уже тем, что летает теперь на участке новоявленной границы.

Той, что совсем недавно, без особой демаркации, больше по бумаге карт, протянулась по кавказским хребтам. Между, недавно еще братскими, а теперь – абсолютно суверенными, несмотря на свою временную «безграничность», государствами СНГ.

– Столь суверенными государствами, – сетует экипаж. – Что соседям-пограничникам изо дня в день Всевышнего бы хвалить и не перехвалить за то, что не так уж и много «дыр» существует для нежелательных визитеров со стороны черноморского побережья.

И каждая – обозначенная тем или иным горным перевалом, у них – на строгом учете:

– Постоянно наблюдается экипажами, занятыми облетом госграницы.

– Случайный след? Какая иная примета передвижения людей по снежно-ледовым склонам? Или фигуры на дорогах в небо – каменистых языках морен, оставленных подвижками ледников? – все перемены, случившиеся внизу, тут же оказываются в поле зрения наблюдателей.

Строго по инструкции сообщив на базу о происшествии, патрульный вертолет тогда коршуном падает вниз. Тратя время лишь на розыск приемлемой, для высадки десанта, площадки.

После чего наступает черед браться за свое ремесло уже следопытам из тревожной группы.

– Там же кому больше повезет – бойцам-погранцам или, уходящим от них, нарушителям режима? – и это зависит от судьбы, а вовсе не от простых воздушных извозчиков.

…В нынешнем рейсе, как и в таком же прошлом, график дежурства опять свел у одного «Ми-8» давних приятелей – «полугражданского капитана-вертолетчика Лукашова и молодого «Ваньку-взводного» с погранотряда.

– Здорово, Юра! Опять мой второй пилот с вас стружку снимал? – всё это, в ответ на приветствие, заглянувшего в кабину лейтенанта Верозубова, пробасил Михаил Трофимович.

Подошедший командир был полной противоположностью своего строгого подчиненного офицера. И был готов в любой момент проявить простое человеческое участие.

Вот и теперь не стал рядиться под закоренелого «солдафона».

Заговорил на нормальном человеческом языке, без подспудного руководящего авторитета:

– Только сам не обижайся, лейтенант!

И дальше продолжил в том же духе.