Ольга Теплинская - До свидания, Дания!

Тоннель все не кончался, я примолкла, вжавшись в кресло. Но вот снова показалось серое низкое небо, и я не смогла сдержать выдох облегчения.

Машину вновь круто развернули, и хоть местные названия я читаю с большим трудом, но мне удалось разобрать, что нужный нам поселок оказался в противоположной стороне от нашего запланированного маршрута.

– Олав, а ты уверен, что нам надо сюда? – робко спросила я, сверяясь с картой. – Кажется, по плану Петера, мы должны заехать в ваш Музей под открытым небом.

– Это мы оставим для туристов, – с улыбкой глядя на меня, проговорил Олав. – Тебе, Маргарет, я хочу показать другую Данию.

– Но я, же должна буду написать отчет. Выявить все плюсы и минусы. Меня для этого и послали.

– Не переживай, ты посмотришь все, что нужно. А сейчас давай заедем в одно дивное местечко. Заодно и заправимся.

Дивным местечком можно смело назвать любой уголок Дании: домики, выкрашенные свежей краской; поля, словно расчерченные карандашом по линейке; аккуратные водоемы, леса и величественные замки, – все любовно вычищено, выкрашено, посажено.

Местечко, куда мы свернули с главной трассы, было действительно кукольно – трогательным, с местным колоритом, и даже со старой мельницей, крутящей своими лопастями.

– Тут пекут хлеб из муки с этой мельницы. Перемелется – мука будет, да, Маргрет?

– Ну, да!

На заправке я вышла из машины, чтобы подышать воздухом. Повсюду был слышен аромат свежего хлеба, и мне захотелось немедленно его отведать с чашкой крепкого кофе.

– Олав, я предлагаю сделать привал и выпить кофе!

– Согласен. Сумку можешь оставить в машине. Почему ты ее всюду за собой таскаешь?

– У меня на это целых четыре причины, – произнесла я. – Она новая, она мне нравится, она подходит к моей куртке, и… это подарок хорошего человека.

На самом деле эту сумку я подарила себе сама. Просто влюбилась в нее с первого взгляда и несколько дней проходила в состоянии влюбленности и озабоченности: где взять денег? Была она очень дорогая, и я с грустью вспомнила, как просидела весь месяц на макаронах, чтобы отдать одолженные у секретарши Леночки деньги на эту покупку. Мужчинам этого не понять, а вот Лена поняла меня сразу и дала необходимую сумму. Она сама мужественно откладывала с секретарской зарплаты на шикарный купальник.

Грациозной походкой, насколько позволяли кроссовки, я удалялась в сторону заправочной станции, оставляя за спиной бурчавшего Олава:

– Дареному коню в зубы не смотрят!

– Олав, это не про такой подарок! – возмутилась я. – Мне эта сумка нравится! И отстань уже со своими приговорками. Интересно, будет такой день, когда я этого не услышу?

– Будет день – свинья не съест! – донеслось до меня.

Я уже заметила, что при волнении Олав путает свои приговорки, но получается у него это даже лучше, чем в оригинале.

Возле небольшого буфета на станции, ко мне сразу обратились на английском языке, спросив, чтобы я хотела.

– Предложи ей мартини или текилу, – перешла на датский, упитанная официантка, обращаясь к своему напарнику – худенькому парнишке с длинной белой челкой. – Все русские пьют на завтрак спиртное.

При этом говорила она это с чрезвычайно любезной улыбкой, словно желая мне всего доброго.

– Или вам встречались неправильные русские, или вы очень не любите Россию, – ответила я на ее родном языке, чем вызвала ужас на ее лице. А напарник вообще, икнул и уставился на меня немигающим взглядом.

Я вышла с улыбкой победительницы, и хоть мне хотелось кофе, но я не стала его заказывать, пусть прочувствуют свое поражение. Странно, но Олава нигде не было видно. Заправленная машина переставлена на стоянку, готовая к пути, а водитель ее скрылся в неизвестном направлении. Только вот куда? Ни лесов, ни строений в округе не было, только одинокая станция, а вдалеке, метров через пятьдесят, возвышалась мельница и небольшие домики с красными крышами.

Наконец, появился и мой бледный викинг, вид у него был явно расстроенный. Наверное, Петров дозвонился до него и сделал ему выговор за изменение маршрута. Мне все это тоже казалось странным: во – первых, маршрут разрабатывался специально для туристических групп и я была командирована чтобы его протестировать; во – вторых, это совсем не походило на законопослушных подданных датского королевства. Или снова Что-то прогнило?..

– Все в порядке, Олав? – спросила я с улыбкой.

– Да, где тонко, там и слезешь! – махнул рукой подданный королевы.

«Волнение на лицо», – отметила я и решила перевести разговор на другую тему, чтобы немного отвлечь его.

– Объясни мне, как работники этой заправки определили, что я русская?

– Они обидели тебя?

– Они предложили мне выпить.

– У всех русских взгляд такой ищущий, словно вы Что-то потеряли и не можете найти, вы все время торопитесь и не можете наслаждаться данным моментом, вы живете так, словно то, что происходит сейчас – это временное, и вы стремитесь к своему далекому постоянному. А его нет, Маргрет, или может не быть вовсе!

Наверное, он прав. И я и все, кто меня окружают, живут какими – то планами, будущим. Вот куплю себе хорошую квартиру и тогда заживу; вот защищу диплом, буду работать и тогда смогу жить так, как хочу; вот выйду замуж за другого и вздохну спокойно и счастливо…. И таких «вот» у каждого найдется штук пять. А то и больше. Может, это наследие советского прошлого? Тогда постоянно жили планами, перспективами, пятилетками. Нам и передалось это стремление в светлое будущее на генетическом уровне.

– Неужели все это отражается на наших лицах? Откуда ты так хорошо знаешь русских? Ты жил в России?

– Я жил с девушкой из России.

– Тогда понятна твоя любовь к нашим поговоркам и русскому языку.

– Да, я хотел стать для нее лучшим, выучить ваш язык, чтобы понимать ее. И мне сказали, что вашу душу можно лучше понять через приговорки и пословицы.

Ну, хоть Что-то стало проясняться: откуда такая тяга к нашему эпосу.

– А она оказалась… – Олав не договорил, только сильнее нажал на газ и хмуро уставился на дорогу.

– Ну, если тебя утешит, меня тоже бросил парень. Мы были три года вместе, нас называли идеальной парой, а он нашел себе другую. Высокую, как каланча. Она даже выше его, представляешь?

– И что? Как ты пережила такое предательство? – в его голосе было столько сочувствия, что у меня защипало в носу от жалости к себе.

– Ну, как? Тяжело. Плакала неделю, болела, словно из меня сердце вырезали без наркоза. Потом разбила стекло и капот его машины. Хотела еще окна побить, но подруга меня вовремя утащила, а потом сказала в полиции, что мы с ней в театре тем вечером были, даже билеты у кого – то взяла, как алиби.

– Это же нарушение закона? – на меня смотрели широко открытыми глазами, в которых читалось осуждение и никакого сочувствия.