Vlad Ozer - Курсант ВМА. Учеба в ВМА им. С. М .Кирова

Видимо, в самой славной Альма-матер* понятия о дезинфекции, дезинсекции и дератизации* не существовало. Когда скопление крупных грызунов превышало все допустимые нормы, и особо впечатлительные особи женского полу поднимали на каком-либо объекте этажа поросячий визг, тогда звучала мужская команда :

– Выходите на хоккей!

И все мужики, вооруженные вышеперечисленными орудиями, выскакивали в коридор, занимая места у заранее распределенных дыр в полу дабы бить врага при попытке скрыться. Начиналась потеха. Со стен с громким шумом падали развешанные на них тазики и детские велосипеды, ящики и всевозможные коробки с имуществом, которое не поместилось в комнатах. Все эти предметы, выставленные вдоль стен, еще больше сужали проход и без того узкого коридора. А эти «квартиранты» пытались под ними прятаться.

Огромные крысы метались по этажу в поисках спасения, как загнанные и затравленные волки. Редко какой из них удавалось спастись от метких ударов охотников. Трофеи собирали в кухонные баки. После очередной тактической победы объявляли отбой тревоге.

Сегодня как раз была моя очередь с соседом, майором, преподавателем с кафедры статистики, выносить эти баки. И высыпать в контейнеры, которые стояли на повороте к казарме первого курса. Всего в нашей секции было 18 жилых комнат. Туалет на две кабинки. «М» и «Ж». С тоненькой фанерной перегородкой, и открытым пространством от пола до фанеры в 40 см. Ходила легенда по этажам, что у кого-то здесь гостил в течении суток В. С. Высоцкий.

И после этих гостей у него родились такие строчки:

«Все жили вровень, скромно так – система коридорная:

на 18 комнаток всего одна уборная…»

Вот, когда я прибыл на поселение, майор Коклюшин как раз и отбывал свою очередь по мытью полов. А еще бывали «генеральные» (!) приборки. Тогда на борьбу за гигиену активисты поднимали все население этажа. Каждому нарезался участок, и вперед, на баррикады, со швабрами и половыми тряпками.

Шел где-то уже день десятый моего проживания на славной Боткинской улице. В комнате №13. Готовлюсь к занятиям на завтра. Время 23 часа вечера. Зубрю анатомию. Скулит ребенок. В щели давно рассохшейся двери просачиваются кухонные испарения, густо приправленные дымом от сигарет, выкуриваемых дамской половиной коммуналки.

Мы все этим дерьмом дышим, включая трехнедельного младенца. Но все бы это еще ничего, если бы не беспрерывный отборный мат из уст тех же «благородных» дам, вырывающийся из их луженых глоток для связки слов. По громкости минимум на уровне мегафонов. Дверной проем кухни, как назло, без двери, находится как раз напротив дверей моей конуры.

Хоть как-то заниматься в таких условиях совершенно невозможно. Я долго терпел. Выхожу в коридор. Заглядываю на кухню. Пять-семь жирных свиноматок, вволю выспавшихся за день, дуреющих от безделья, чешут свои помойные языки, перемывая кости всем жильцам без разбора.

Решительно делаю шаг в дверной проем. Не помню уже, что я там им рявкнул. Они сначала опешили и заткнулись. Через мгновение поднялся неимоверный гвалт. Град оскорблений обрушился на мою голову. Я запредельно повысил голос снова. Пообещав в этот раз передушить их, как крыс. Они с воплями начали выскакивать из кухни и разбегаться по своим норам.

Некоторые пытались еще возле дверей своих лежбищ доказывать права на свободу слова и дерьмократию. Тогда разверзались проемы их камер, и волосатые лапы супругов, без лишних слов затягивали одуревших благоверных внутрь, захлопывая дверцы. Я прославился на этаже мгновенно, но с тех пор у нас стало намного тише и воздух чище.

Правда, насчет тишины-то не очень… По нашей улице проходили трамвайные пути, которые, видимо, последний раз чинились еще при Сталине. Засыпать и просыпаться приходилось под грохот колес о многочисленные стыки. Весь древний наш барак дребезжал и подпрыгивал при следовании очередного состава. Но ничего, и к этому через год привык. А еще через лет пять проложили новые рельсы, так вообще тишина наступила.

Позже мне потихоньку пришлось поневоле узнать, кто есть кто из этих «девушек». Некоторые из них были, что называется, настоящие «жены моряков», которые не могли дождаться, когда их благоверные отправятся, как можно дальше и подольше. Эти отбросы, подобранные на питерских тротуарах, еще и пытались делать погоду в микроколлективах.

Надо отдать должное их супругам, ни один из них не заступился за своих «красоток» и никто мне слова не сказал. Видимо, прекрасно зная ху из ху. Притирка состоялась. В продолжении повествования возможно я еще вкратце пару раз вспомню свой этаж.

Владимир Озерянин

Видимо, из-за тяжелой учебной нагрузки и напряженной обстановки в службе и бытовых условиях, организм требовал разрядки. Нужно было хоть на часок отвлечься от этой беспрерывной суеты. Да и ностальгия по отдыху в Германии напоминала о себе.

В субботу, на перемене между очередной двухчасовой лекцией, навожу справки. Прапорщик Пермяков – местный старожил, служил срочную и остался прапорщиком в роте охраны при академии, не имея никакого медицинского образования и тяги к медицине, лишь только потому, что волею судьбы оказался в подразделении обслуги. Имея уже кое-какие связи, решил стать офицером.

Как позже я узнал, все вступительные экзамены он формально сдал на тройки и был зачислен. И, как я уже писал выше, числился парторгом курса. Проигнорировав возможную утечку информации в сторону парторганов и на начальника курса, завязываю с ним разговор. Уточняю у него и выясняю, что можно расслабиться в пивном баре «Прибой».

Он находится относительно недалеко, всего одна остановка от нашей станции метро «Боткинская» до станции «Чернышевская». Освободившись от занятий, прямо в форме, вместе с Якименко, ныряем в нутро ленинградского метро. По указателям быстро ориентируемся в маршруте и минут через десять уже находимся в совершенно незнакомом для нас месте города.

На поверхности уточняем у местного жителя, где находится сие питейное заведение. И еще через пару минут мы уже входим в пропахшее и прокисшее пивом и мочой заведение. Резкий запах мочи шибает в нюх, потому что туалет находится при входе. Это вам не гаштетовские туалеты со специальными пено- и запахогасителями.

Вход в большинство баров был за плату: при входе покупался «билет» – чек за 70 коп., на который приносили кружку/бутылку пива и набор, обычно состоящий из черных сухарей, кусочка брынзы и куска скумбрии. Варианты -сушки/соломка. Потом каждая кружка – за 35 коп.