Рияд Рязанов - Дурак на красивом холме

Вновь вскинув свои вьюки, мы подошли к бОльшей речке. Я увидел вывернутую с противоположного подмытого берега большую осину, кроной лежащую на нашем берегу. Она ритмично подергивалась ветвями под мощным напором быстротекущей воды, едва удерживаемая остатками корней за вывороченную почву.

Прежде чем взойти на ее дрожащий ствол, я на секунду задумался. Затем решительно снял рюкзак, развязал его и вытащил оттуда самое тяжелое, в первую очередь сковородку.

– Открывай сумку!

Вероника расстегнула свою спортивную сумку. На поверхности я увидел свой кухонный нож и тут же его забрал.

– Он мне сейчас понадобится. Я тебе его потом верну, раз ты без него жить не можешь.

В открытую сумку я покидал вынутые из рюкзака вещи.

– Я понесу твою сумку. А ты надевай рюкзак и иди первой. С древнейших времен принято пропускать вперед женщин…

Я хотел продолжить довольно плоским анекдотом о том, что первыми запускали женщин в неизведанные пещеры, чтобы проверить не живет ли там уже медведь или саблезубый тигр, но она не стала слушать продолжения, а накинув рюкзак на плечи, ловко и проворно перебежала на другой берег – будто гимнастка по бревну.

«Таковой она в прежней жизни и была!» – подумал я, вступая с опаской на колеблющийся ствол. Другого объяснения я придумать не мог. Себя-то я всю жизнь воображал непревзойденным канатоходцем, тренируясь этому искусству где только можно. Ходил по рельсам, по разным бревнышкам через ручьи, по стальным трубам, распирающим свайные швеллеры в котлованах метростроя, и даже по верхам бетонных заборов-ограждений, связывая их ушки проволокой между собой, получив за это нагоняй от самого хромоногого Журавлева, знаменитого главного инженера нового начинания в Сибири, неожиданно появившегося у меня за спиной.

Но идти по дергающемуся под ногами стволу, готовому в любой момент окончательно оторвать корни от земли, это совсем другое дело!

Судорожно цепляясь правой рукой за гнущиеся ветви (левой я поддерживал тяжелую сумку, перекинутую через плечо), медленно, страшась потерять равновесие и сковырнуться в стремительно текущую бурливую речку, я, наконец, добрался до самого опасного отрезка пути – голой, без спасительных сучьев, части ствола. Но тут пришла на помощь Вероника!

Покуда я подобно южноамериканскому ленивцу полз по стволу дерева, она успела изготовить длинный шест из ровного ствола молодой березки, так называемую легý, которую и вручила мне, легко и непринужденно подойдя почти вплотную.

«Она всё делает лучше меня! – с восхищением подумал я, глядя ей вслед. – Вот он – мой ангел-хранитель!»

Ступив на берег, я судорожно стал шарить на поясе нож. Его не было и я в ужасе воскликнул:

– Нож потерял! Наверное, в реку уронил!

– Он здесь! Ты его в карман рюкзака машинально сунул.

Она подала его мне, держа за лезвие и иронически скривив губы. «Презирает, – мелькнуло в голове. – Думает, вот губошлеп, который воображает себя ковбоем!»

И всё же она молодец! Всё подмечает и запоминает. И действует умело и оперативно. Кухонным ножом сумела так быстро срубить твердую березку и срезать ненужные ветви. Правда и нож был большой и тяжелый, видимо, предназначенный для разделки туш, потому он мне и поглянулся.

В достоинствах его я еще раз убедился, орудуя им как мачетэ, когда перерубал натянутые струнами остатние корни осины, еле удерживавшие ее за вывороченную прибрежную почву.

– Плыви, милая!

Я оттолкнул ее сначала ногой, а потом шестом. Осине не хотелось с нами расставаться. Она цеплялась ветками кроны за тальниковую поросль покинутого нами берега, ставшего уже враждебным.

И вновь я почувствовал близость Вероники, тоже взявшейся за шест и прильнувшей ко мне в стремлении помочь. Из ее распахнутого ворота пахнуло разгоряченным телом – запах пота напоминал распаренный березовый веник.

Вдвоем мы оттолкнули осиновый комель почти на середину речки, то есть на самый стрежень. Мощное течение помогло нам, раскачав ствол и выдернув крону из зацепистых зарослей. Помахав нам на прощание ветвями, подхваченная потоком, осина скрылась в темноте.

Конечно, спустя некоторое время, ее обязательно прибьет к берегу и развернет, восстановив статус нерукотворного моста. Но случится это уже ниже, за пределами полуострова, и наши неугомонные преследователи не смогут им воспользоваться.

Прежде чем согласно обещанию отдать нож Веронике, я заострил им оба конца шеста – получилась сарисса, знаменитое копье македонян. С помощью таких длинных и тяжелых копий отважные воины Александра сокрушали превосходящие силы противника. Вероника с интересов наблюдала за мной и не торопила. Похоже, я начинал забавлять ее своими фокусами и постепенно становился симпатичен.

Между тем, наши противники приближались. Через чащобу стали пробиваться лучи фонариков и слышны голоса людей. Более того, к ним добавился лай собаки!

– Вероника, тебе не кажется, что мы попали с тобой в другое время – на полвека назад? И бежим мы из фашистского концлагеря, и преследуют нас гитлеровские вертухаи?

«А собака толковая,» – подумал я с уважением. – " Как она верно взяла наш след и целеустремленно ведет куда надо. Наверняка, немецкая овчарка – они самые умные.»

Но вспомнив, кого она ведет и кто у них командир, невольно представил себе другой образ собаки: белесого, похожего на Кекса бультерьера с маленькими, налитыми кровью глазами и жуткой мордой монстра-убийцы.

Я люблю собак. Всю жизнь был собачеем, и предпочитая по известным причинам легавых, относился с большей или меньшей симпатией и к другим породам.

Но эту мерзкую породу, ставшую популярной среди определенных кругов населения – после того как прорвало канализационную трубу с Запада, патологически возненавидел. Случалось видеть самому и слышать от других, как на собачьих выгулах, с молчаливого согласия хозяев, они душили не только бродячих котов, которым к счастью в большинстве случаев удавалось улизнуть в подвал или залезть на дерево, но и своих же бедных собратьев, без шансов на спасение: добродушных уличных пёсиков, подкармливаемых одинокими сердобольными старушками.

На мои замечания, что это не есть хорошо, самодовольные и уверенные в своей правоте новые хозяева жизни, явные торгаши-спекулянты, мило улыбались (если женщины), либо похохатывали (если мужчины), культурно и убедительно объясняя, что необходимо избавляться от разных носителей заразы без определенного места жительства.

Забывшись под впечатлением вспыхнувших воспоминаний, я воинственно поднял и потряс свое увесистое копье:

– Я убью этого мерзкого бультерьера! Пусть только переберется сюда!

– Это не бультерьер! Это колли.