Рияд Рязанов - Дурак на красивом холме

По инерции был соблазн нанести третий горизонтальный удар по голове, который мог бы оказаться последним, но я вовремя остановился – " Воин не должен убивать – воин должен защищаться!»

Вместо удара я подцепил концом шеста ремешок ружья, поднял резко вверх палку бо и огнестрельное оружие оказалось у меня в руках.

Здесь я испытал некоторое замешательство: надо было выбирать между древнейшим и новейшим оружием. Не хотелось предавать одно и отдавать предпочтение другому.

Я пошел на компромисс: зажал палку бо под мышкой, а ружье перехватил двумя руками и навел на противника. Двустволка была старого типа – курковая. Я пальцем нащупал пустые отверстия в стволах.

– Там же нет патронов! Какой ты к черту часовой?

– А я и не собирался ни в кого стрелять.

Я вгляделся пристальнее – пацан лет шестнадцати.

– Хочешь сказать, что ты не из банды кексообразных обезьян?

– Меня Гринька Ястреб поднял ночью. Сказал, нужна помощь. А я ему задолжал. Потом уже понял что к чему.

Я осмотрел ружье.

– Зауэр… Поди, палёный?

– Нет. Это дедовский. С войны привез.

– Трофейный, стало быть. Ветерана войны… А ты у него спёр!

– Он умер давно. Осколок зашевелился у сердца.

– А отец куда смотрит?

– Он сгорел три года назад.

– От водки?

– В конюшне, лошадей выручал. Конюшня старая была – бревенчатая.

– Колхозная?

– Совхозная.

– А мать, конечно, в больнице лежит! – сказал я уже в утвердительной форме.

– Да. Второй месяц.

Врет всё, гадёныш! Хороший психолог – прочувствовал, что я неисправимый гуманист и отчаянный пацифист и бьёт в одну точку!

– Так ты один сейчас живешь?

– Две сестренки младшие. И бабка старая – не видит, не слышит.

Точно врёт! Сочинение по Достоевскому, наверное, писал!

– Ну, хорошо (хотя что хорошего – вдруг всё это правда?). А где твои подельники?

– Вас пошли искать, – он махнул рукой в сторону междуречья. – А меня сюда отправили. Сказали, если что, подашь сигнал выстрелом.

– У тебя же патронов нет!

– Почему нет? Есть!

Он подал мне два теплых влажных патрона – рука, видно, вспотела от волнения.

– Я при них зарядил, а потом вытащил когда ушли.

– Почему?

– Вероника хорошая! Просто гордая очень, ни с кем не здоровается. Люди думают, что всех презирает.

– А разве не за что презирать?

– Есть. Только не всех – люди разные.

– Разные… Только почему-то когда появляется авторитетный вожак – выразитель сволочных желаний и свинских инстинктов, они сразу объединяются и становятся один за всех и все за одного.

Он ничего не ответил – может ничего не понял? Хотя что тут понимать – вроде все предельно просто.

– А как ты сюда добрался? От того моста по шпалам пришел?

– У меня мотоцикл.

– Двухколесный?

– Трёх.

– С разбитой фарой?

– Нет. Это мой мотоцикл.

Понял, что я имею ввиду!

– Он от отца мне достался, – пояснил он для убедительности.

– Иж?

– Урал. Он старый совсем.

– И где он?

– Под мостом. Давайте я вас довезу.

– К своим сообщникам?

– К вам домой.

– Ишь ты. Уже знаешь где я живу!

– Сказали… Вы не бойтесь – я знаю все дороги! Мы доедем к вам через поля.

Вообще-то неплохой вариант. И парень вроде бы неплохой – разговаривает скромно, с достоинством и без кривляний.

– Хорошо. Только пойдем за моими спутниками вместе. Они тут недалеко.

– Мы здесь! – раздался голос Вероники из-под моста.

Значит, она всё слышала. Тем лучше.

Когда мы с пленным спустились вниз, она уже сидела вместе с Ральфом в коляске мотоцикла, примостив впереди себя нашу поклажу – свою сумку и мой рюкзак.

Я принял это как должное – она приучила меня не удивляться.

С парнем она поздоровалась первая, что меня приятно удивило. Возможно, она сделала это специально, чтобы я не сомневался в чистых помыслах Ивана, как она его назвала. Наверное, это было неправильно, но я не удержался, чтобы не съязвить:

– Смотри Иван – не будь Сусаниным!

Иван промолчал, а Вероника укоризненно посмотрела на меня. Тогда я в более мягкой тональности попросил его ехать без боязни, с зажженной фарой. Что будет, то будет! Надоело бояться! Тем более, что мы теперь вооружены.

Ружье я зарядил и повесил на правое плечо, а боевой шест, с которым не хотел расставаться, придерживал левой рукой вертикально, как Дон Кихот свою пику. Труднее всего пришлось Веронике. Я не стал загружать себя поклажей, дабы не умалять свою боеготовность, и ей одной приходилось всё удерживать, теснясь в коляске вместе с Ральфом.

Но как бы то ни было, успешно преодолев все ухабы и впадины с грязными лужами, тяжелый мощный мотоцикл очень скоро и уверенно поднимал нас на мою высокую гору.

Дом стоял без ограды (она существовала пока только в моем воображении), а потому смотрелся очень живописно.

Мотоцикл беспрепятственно подкатил к самому крыльцу. Я первым слез с седла Россинанта и помог выбраться перегруженной Веронике. Ральф выскочил раньше и задрав ногу, ставил свою метку на углу моего замка. Иван выжидательно продолжал сидеть за рулем, не выключая мотор.

Я отдал ему ружье, предварительно разрядив и засунув патроны себе в карман. Приглашать в дом не хотелось, но я всё таки пригласил, соблюдая этикет и отдавая дань благодарности. К моему удовольствию он отказался, ничем не мотивируя.

Почувствовав к нему растущую симпатию, я решился озадачить его просьбой, а именно – если появится возможность, чтобы он сообщил Андрею Мордвину, чтобы тот грузился самостоятельно и ехал сюда, не пытаясь отыскать меня в поселке.

Иван пообещал, что непременно сделает это в первую очередь. Тогда я не раздумывая сунул ему в нагрудный карман куртки купюру, присовокупив, что это для сестренок и слепой старушки. Иван согласно кивнул и сказал, что поможет Андрею погрузиться. Лаконичная конкретность его ответов убедила меня в его правдивой ответственности. Я пожал на прощание ему руку.

В доме оказалось холоднее, чем за его пределами. Сказывалась тонкость стен и долгое отсутствие хозяина. Однако в печке и камине мною заранее были сложены сухие березовые дрова с берестой, которые я в первую очередь и поджег, практически наощупь, потому что электрического света не было, а свой фонарик я оставил где-то в глубине дома. Мои спутники терпеливо ожидали на крыльце – Вероника из-за темноты, а верный пес из солидарности с ней.

Дрова в камине вспыхнули сразу, давая помимо ожидаемого скорого тепла и необходимый свет.

Кроме камина и печки в моем внутреннем оборудовании имелась и газовая плита, работающая на вставных баллонах. Я запалил обе конфорки, водрузив на одну из них чайник, а на другую небезызвестную сковородку. Открыв две банки красной китайской тушенки (одну для Ральфа, другую для нас), и показав Веронике где у меня всякие продукты и кухонные принадлежности, я пошел к роднику за водой.