Вячеслав Митяшов - Исполнение желаний. Воля свыше. Часть вторая

Тот переложил руль, и лодка круто повернула, едва не сбросив за борт Александра.

– До берега доберёмся, а там в лесу спрячемся, – решил Николай.

– Легко сказать – доберёмся. Ветер то почти в нос дует, скорость совсем никакая.

Время тянулось, словно густая патока. Секунды казались минутами, минуты – часами. Изматывающее состязание крохотной лодчонки и быстроходного военного корабля продолжалось уже с полчаса. Теперь уже не было сомнения в намерениях капитана этой галеры. Если сначала казалось, что та просто следует по своему, ранее намеченному маршруту, то сейчас стало ясно, что перед ними преследователь.

Темнело. До берега было ещё слишком далеко – те, кто управляли галерой, доберутся до лодки быстрее, чем та до суши. Оставалась лишь одна надежда – продержаться около часа, пока море не окутает ночная мгла. Но с каждой минутой становилось ясно, что этот последний шанс обречён на провал. Галера была уже близко, всего в минутах двадцати хода. Паруса боевого корабля раздувались под порывами упругого морского ветра, вёсла дружно опускались в воду. Галера неумолимо приближалась, и уже стали различимы стоявшие на носу фигурки лучников.

– Нам не уйти, – мрачно проговорил Николай.

– Может, остановиться? А то эти начнут ещё из луков стрелять? – предложил Стрижевский. – Да и отвертимся вдруг? Скажем, испугались, приняли за пиратов.

– Саш, а ты как думаешь?

– Да и я думаю, стоит остановиться. Всё равно не уйдём.

– Да, да! Давайте остановимся, они ведь отпустят нас, – Таня вскочила и схватила Николая за рукав.

– Хорошо. Только, Таня, я за тебя опасаюсь. Ты похожа на Литу.

– Да ладно тебе, – отозвался Стрижевский. А вдруг это сходство поможет нам?

– Хорошо, если так.

Николай взялся за фал, поддерживающий раму с парусом, и отвязал его. Парус мгновенно упал на рубку, и лодка потеряла ход. А галера была уже близко. Не прошло и двадцати минут, как она приблизилась к лодке борт о борт. На фоне огромных, обросших снизу водорослями, бортов, лодка казалась совсем скорлупкой. Толстые, тяжёлые вёсла поднялись, пропуская судёнышко к корме.

– Вяжите к мачте! – пророкотал с высокого борта голос.

Мгновение спустя, с корабля на колени Стрижевского упала верёвка. Что ж, делать было нечего, пришлось подчиниться. Иван Сергеевич крепко привязал внизу мачты брошенный конец.

– Залезайте, – с галеры подали верёвочную лестницу.

Николай поднял вверх голову – у борта стоял закованный в доспехи бородач. Поднятое забрало шлема то и дело норовило опуститься, и он придерживал его рукой, словно отдавал честь.

– Не тяните, – повторил он.

Сартаков тяжело вздохнул и первым полез наверх. Следом за ним, так же нехотя, направились и остальные. Едва они поднялись на борт, их сразу же окружили солдаты, человек двадцать-двадцать пять, словно перед ними были какие-то закоренелые преступники. Ещё пара десятков матросов находились при парусах, рядом с мачтами, а несколько человек, одетых в дорогие одежды, стояли на кормовой надстройке, где находился руль.

– Так, так, – проговорил бородач. – Интересная компания. Сразу видно, из Малонто плывут, да и при мечах все, даже девчонка.

У каждого из путешественников на поясе был меч, тот самый, подаренный в Фаоне. Бородач, не церемонясь, забрал оружие. Его взгляд на какое-то мгновение задержался на Тане. Он пристально посмотрел ей в глаза, покачал головой и проговорил негромко, так, что мало кто расслышал:

– Похожа, чёрт возьми. Как две капли воды. Эдварда это может позабавить.

Галера Эдварда вошла в гавань Мила уже вечером. Едва корабли пришвартовался к причалу, немедленно подали карету, запряжённую шестёркой лошадей из королевских конюшен. Немного погодя подъехали ещё четыре кареты, попроще, чем первая, да и запряжённые всего четырьмя лошадьми.

В первой карете разместился сам Эдвард вместе с Самитом, в остальных – свита. Отдельная карета досталась и пленницам. Ну, а те, кому не хватило места, оседлали коней. Сборы были недолгими. Упаковали вещи, немного перекусили, и, внушительных размеров кавалькада, в сопровождении сотни гвардейцев, двинулась в путь.

Уже на первом привале пришли свежие вести. Пока Эдвард ужинал перед сном, Самит долго говорил с прискакавшим гонцом, затем подошёл к патрону. Озадаченное лицо советника сразу отбило весь аппетит.

– Думаю, не порадуешь, – проговорил король, отложив в сторону кусок курицы.

– Да, пожалуй, огорчу, – нерешительно произнёс Самит.

Эдвард пристально посмотрел ему в глаза, тот смутился, но делать нечего, нужно говорить.

– В Фаоне бунт. Прогнали всех властников и верных нам людей. Ларнит кричит, что отныне признаёт лишь власть Анны.

– Какая муха его укусила?! – Эдвард даже привстал от удивления. – Сроду тихий был, а тут… Он, часом, не помешался?

– Нет, не думаю. По слухам, кто-то был в Фаоне и взбаламутил весь город.

– Так. Ясно, – Эдвард задумался. В голову пришла мысль, и он вдруг рассмеялся и, хлопнув советника по плечу, сказал. – Ничего страшного. Во всяком случае, это не повод для того, чтобы посылать туда войска. И не нужно такое сейчас, не в нашу пользу. Сделай так. Напиши ему письмо от имени Анны, что, дескать, благодаришь за доверие и верность и просишь признать мою власть, поскольку ты, то есть Анна, вкладываешь все полномочия в мои руки. А чтобы тот не сомневался, пригласи его в столицу. Пусть своими глазами увидит Анну рядом со мной и успокоится. Только, Самит, не забудь, пожалуйста, почерк подделать, Ларнит знает руку королевы. Помню, раньше у тебя это неплохо получалось.

– Всё сделаю в лучшем виде. Но, вот только, берут меня сомнения. Приедет он в столицу, а Анна возьми, да выкинь какой-нибудь номер. Что тогда?

– За это не переживай. Думаю, у неё хватит ума не делать глупостей. Иначе, я устрою ей и её подругам такую сладкую жизнь, что до конца жизни жалеть будут.

Шаги на палубе стихли. Суматошная беготня, гулом отдававшаяся в ушах прекратилась. Воцарилась благодатная тишина, лишь снаружи доносился слабый гул голосов на набережной.

Быстро темнело. Солнечный свет уже не проникал сквозь зарешеченный люк. Там, над головой, осталось лишь сумеречное небо, на котором зажигались первые звёзды. Ночь брала своё.

Танис и представить себе не мог, что такое истинное блаженство. Лишь сейчас, проработав веслом целый день, с восхода до заката, он понял это. И, хотя ломило натруженную спину, ныли, казалось вдвое вытянувшиеся, руки, горели истёртые ладони, Танис радовался этому отдыху. Вскоре, принесли ужин. Надсмотрщик раздал каждому по миске, ложке и кружке, а следовавший за ним помощник накладывал из котла какое-то варево, раздавал хлеб и наливал воду. Тот час по всей палубе раздалось жадное чавканье – изголодавшиеся гребцы, слово звери, набросились на еду.