Vlad Ozer - Служба по контракту. ГСВГ – Потсдам

В одном конце, т. е. для нас по ходу движения в начале улицы расположена площадь Наций с красивой аркой Бранденбургских ворот. В противоположном конце – кирха с башней в готическом стиле. В ней, якобы, по легенде наших старожилов и знатоков, была одна из точек для встреч незабвенного Штирлица со своими связными.

Все очень красиво и интересно. Рты у нас от впечатлений, видимо, вообще не закрываются, но мы этого не замечаем. Ах да, мы же здесь не на экскурсии. Фу ты черт, совсем забыли, что нам нужно отслеживать потерявших стыд и совесть, своих же сослуживцев. То бишь советских граждан, которые своим недостойным поведением могут уронить гордое имя великих строителей коммунизма.

Но проходя мимо гаштетов, (немецких кабаков), мы проходим мимо. И внутрь не заглядываем. Зачем нам лишние проблемы? А на самой улице наших, чевой-то не видать. А уже пора поворачивать в обратную сторону, время цигель-цигель, то есть, в обрез, как говорят немцы. Отдых в общаге, завтрак в своей столовой и в девять ноль-ноль снова на маршруте.

О-о! Как много народа в этом городе. Мы движемся по тротуару, как торпеда, я ее вершина. Мы никому дорогу не уступаем. Встречные нас обтекают, как волны. Мы здесь кто? Правильно. По-бе-ди-те-ли! Хо-зя-е-ва. Так им и надо, этой немчуре, особенно Потсдамской. Попили нашей крови. Говорят, Гитлер гулял по этому городу без охраны, так они его здесь любили и уважали, у-у-у гады.

– Товарищ прапорщик! Разрешите обратиться? – это сержанты в один голос.

– Да! Разрешаю, потому что и сам того желаю. Пошли. Витрины с незнакомыми, диковинными товарами еще со вчерашнего вечера манили и притягивали к себе глаза и тело. А накопления давно и приятно оттягивали карман. Но если сержантам срочной службы удача побродить по магазинам улыбалась крайне редко, то я теперь мог себе позволить это удовольствие в любое время.

Поэтому они сразу же набросились на незамысловатые товары по размеру своих кошельков, а я пока решил провести разведку. По нашим голодным советским меркам прилавки были завалены разнообразными и качественными товарам. Первым торговым объектом стал трехэтажный универмаг, на нашем советском сленге он почему-то назывался «ХАО». Этот магазин, вроде как, считался государственным, а остальные мелкие, которые занимали все первые этажи зданий на этой улице были ч-а-с-т-ны-ми!

А в этих «лавках» чего только не было, глаза разбегаются. Особенно всякой мелочёвки, которой у нас днем с огнем не сыщешь. Двумя словами «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ». Для нашего, непривычного к подобным словам, колхозно-совхозного уха, это было что-то из области фантастики. Где это видано, чтобы в середине семидесятых годов, в стране, входящей в социалистический лагерь, была, пусть и мелкая, но частная собственность.

Нам в союзе никто, никогда официально ни в школе, ни в других учебных заведениях, вслух о таких неслыханных вещах не говорил. А непосредственно здесь, в Германии на политзанятиях, замполиты нехотя, сквозь зубы невнятно полушепотом мямлили о какой-то немецкой, польской и венгерской специфике построения социализма.

И даже о таком грехе, как многопартийность. Нам постоянно талдычили замполиты, о том что эта мелкая частная собственность не играет значительной роли в общегосударственных масштабах этих стран. На вопросы, а почему у нас в союзе отсутствует такая «ничего не значащая» собственность, обычно кроме угроз и мата больше ничего услышать от комиссаров было невозможно. Да мы и сами все прекрасно понимали, и пеняли только на судьбу что родились не в свободной стране, а в соцЛАГЕРЕ.

Такие вот рудименты капитализма, отсутствовавшие в родной стране, но дающие массу преимуществ аборигенам, роем вопросов жужжали в голове. А ответы, которые напрашивались, звучали шаблонами: «Зато мы первые в космосе; У нас самые лучшие танки; Мы самая большая страна в мире по территории… и-и-и». Но эти ответы были какие-то, как будто кастрированные, что ли. Вроде, как и все у нас есть, но чего, то не хватает, души что ли?

Такие вот «крамольные» мысли, одолевали мою двадцатилетнюю комсомольскую голову, возле прилавков чужеземных магазинов. Но как, оказалось, через примерно десять- пятнадцать лет, далеко не одну мою.

Ну, а сейчас немедленно на маршрут, военному думать не положено. За него думают вышестоящие командиры и начальники. Нам нужно вылавливать своих собратьев по оружию. Конец августа, жара. В кителе с портупеей, душно. Пистолет в кобуре оттягивает ремень справа от пряжки, кажется, что он уже весит минимум килограммов десять, а фуражка, а сапоги.

«Господи, ну кому нужна эта служба? "-задаю я сам себе глупые вопросы, не ожидая на них ответа.

«Терпи, – говорит мне сурово внутренний голос, – ты же собрался посвятить себя целиком армии? Сними фуражку, утри платком пот со лба, протри околыш и вперед, можно без песни.»

Находим зеленый скверик с фонтаном, с прохладой, и киоск с лимонадом. Отдыхаем, красота! Ноги гудят с непривычки, но потихоньку отходят.

«Так где же нарушители? Где эти тайные предатели, которые так и норовят чтобы опозорить нашу священную Родину? Нет, нигде не видно, наверное, где – нибудь попрятались. А не пройтись ли нам по гаштетам, может они там сидят?»

Поднимаемся и заходим в ближайший, нет, здесь русским духом не пахнет. А кабак, как кабак, и покруче видали. Идем в следующий. Я смотрел на карте города в комендатуре, там их, этих кабаков, помечено индикаторами около полторы сотни. На семисотенный город по нашим меркам, очень много.

Интересная план-карта города висит у дежурного по гарнизону. Включаешь тумблер и зажигаются лампочки, которыми помечены все гаштеты и рестораны, работающие до одиннадцати вечера. Следующие до трех ночи, и третий тумблер высвечивает заведения работающие до утра. А скорее всего круглосуточно, таких около семи. Заходим в следующий.

О- о-о! сидят наши гаврики, и даже в форме, еще и нам машут рукой, приглашают к себе. Нет-нет машу им в ответ, не заходя в зал. Мы, мол, на службе и нам низ-зя. Они в ответ разводят руками, ну, мол, смотрите сами, наше дело предложить, а ваше… А кто сидит за столом – то? Ведь в прямом смысле – наши.

Как в той песне. "В строю стоят советские танкисты».. Начпрод*, начвещь* начальник ГСМ*… Все из нашего полка, похмеляются. На столе гроссбир* и пустые дупли из под ЛУНИКОФФа*. Мы поспешно покидаем и это «благопристойное» заведение. Своих трогать ни в коем случае нельзя, табу. Время тринадцать-тридцать, пора в комендатуру, щи похлебать.

Мои помощники идут с переполненными, яркими польскими* пакетами. Понабрали всякой дефицитной в СССР мелочевки, типа одноразовых зажигалок, кусачек для ногтей и ярких коротеньких китайских полотенец. Подарки! Для родни и друзей, в размерах сержантского оклада. Очень короткая память о пребывании в гедээровском «раю».