Егор Майндер - Точка Скольжения. Архипелаг. Часть вторая

Аниала поймала взгляд Чёрной, направленный на него, и пояснила:

– Интуиты обычно чувствуют ложь, если она исходит от человека, не умеющего лгать так, как вы, Падшие. И Лилмел потом долго, очень долго не мог простить себе той ошибки – при его-то специальности не почувствовать ложь от самого близкого человека! Начал учиться, заниматься – Наставник помог. Стал одним из лучших в своём деле. Ты ведь знаешь совсем другого Лилмела, правда?

– Да, – призналась Мислеги, и, почистив от кожуры ещё три корнеплода, принялась и их кромсать на ломтики.

– Вот эти дорезай – и хватит, – сказала ей Аниала, и добавила: – Обычные люди сначала чистят всё, потом только режут. А ты как-то странно всё делаешь. Почистила, порезала, опять почистила.

– Привычка, – пояснила Ниан, – Готовить училась сама, чтобы блюда в кашу не превращались – ориентировалась всегда на объём нарезанного.

– Надо как-нибудь упросить Тигнема, чтобы уболтал Айкрафа дать тебе что-нибудь приготовить самой. У него получается.

– Что получается? – уточнила Мислеги.

– И готовить, и убалтывать, – со смешком сказала Каэми, – Он как-то на ужин делал рыбу с фруктами, как в Селлестии.

– Иссукри?

– Да, кажется. Но старик Айкраф рецептуру хоть и отследил чуть ли не под запись, а повторить так и не повторял. Даже не пытался.

– С возрастом люди теряют способность к изучению нового, – сказала Ниан, – Я знаю, что Тигнем – из Селлестии. Но имя не Селлестийское.

– У него один из родителей из Тенгри, – ответила Аниала, – Впрочем, у тебя тоже имя – сокращение от староимперского, и, при том, не в Селлестийской форме, так?

– Нийанелл, – улыбнулась уголком рта Мислеги, – Оно даже не староимперское, оно из Святого Писания. Женские формы – Нийя, Ниан. Мужская – Ниас. С именем этим забавная история. В Писании такой персонаж есть, но вот род его не указан – мужской или женский, потому и называли им то мальчиков, то девочек. Нюансы перевода – в староандалийском глаголы прошедшего времени не имеют деления на мужской и женский род, а применительно к Нийанелл в тексте ни разу не было использовано уточняющих местоимений «он» или «она». Только время всё расставило по местам – появились Нийя и Ниас, да ещё церковная форма – Нианелль.

– То есть, твоё полное имя…

– Не вздумай так меня называть, – предупредила Чёрная.

– Церковное… Родители веровали?

– Не просто веровали, даже были причастны к Церкви Творца.

– Ни за что бы ни подумала, – призналась Каэми.

Вместо ответной фразы Мислеги просто вскинула бровь, словно спрашивая: «о чём?».

– Что в семье верующих людей вырастет Чёрная, – уточнила Аниала.

– Как раз именно поэтому я и стала Чёрной… Долгая история, расскажу как-нибудь.

– Самые долгие истории – у Тигнема, – пиромантесса снова проверила кастрюлю, помешала содержимое черпаком, потом долго дула на него, остужая. Попробовав содержимое, скорчила довольную гримасу и опять закрыла крышкой, – Тигнем ведь как раз с церковниками столкнулся. Слышала когда-нибудь о «перевёртышах»?

– Продавшиеся Падшим?

– Они самые, – вздохнула Аниала, – Отец Тигнема.

– И он его, конечно…?

– Да, Тигнем ведь был действующим агентом Интерсилы тогда, отец нёс службу в одном из Орденов, кажется, в Асшари. Это экзорцисты, слышала?

– Да. Можно сказать, коллеги, – Мислеги, покончив с овощами, вытерла руки, – Сколько народу они искалечили своим подходом…

– А скольким помогли? – возразила Каэми.

– Мы, Чёрные, справились бы с этим гораздо лучше, – пояснила Ниан, для которой многое теперь стало проясняться, – Это как выгонять грабителей из здания, взрывая дом… Но… Здесь все такие?

– Какие?

– С поломанным прошлым, что между Чистыми Принципами и личными интересами выбрали Принципы?

– Не все, но большинство, – поправила Аниала, – Девять из десяти – точно. Исключения – наш Данаис, например, лучший на курсе в Университете Интерсилы, сразу после выпуска Наставник пригласил его лично. Реткотс Гарайе – его вообще подобрали, как Кемиру, кажется. Где-то в Динджи, выкупили из рабства, Наставник его лично обучал. У него вообще, можно сказать, иной жизни нет, не было и быть не может, только Храм. Понимаешь теперь, чем мы тут занимаемся? Не просто расследуем случаи конфликтов между Посвящёнными и не просто за Падшими гоняемся. Для нас дело храма – смысл жизни, то, что нас тут всех объединяет. Так было веками. Ни семей, ни детей – только Храмовое Братство, как одна семья. Поняла, почему тебя тут приняли, как свою?

Да, Мислеги теперь многое понимала. Дело даже не в том, что им нужна Чёрная в оперативной группе, нет. Храму нужны те, у кого за спиной – пыль, прах, пустыня. Те, кому некуда идти, те, кто именно поэтому и не предаст, те, кого не запугать и невозможно шантажировать близкими, те, кому не важны деньги и даваемые ими блага. Потому, наверное, в Храме и не было никогда «перевёртышей».

Да, Мислеги теперь многое понимала. Почему к ней тут такое отношение – в этой общности людей, она, державшаяся отчуждённо, становилась чуть ли не изгоем. Её принимали, как свою – но именно принимали, а не считали своей. Вот в чём дело, а не в том, что она Падшая или Чёрная. Вот почему вся группа согласилась тогда, на Гаргесе, так легко отступить от привычного плана расследования и делать так, как считает нужным. Уверенность в своих решениях прививалась им не буквами Кодекса Чистых, а вот той убеждённостью, что любой храмовник на их месте поступил бы так же.

Да, Мислеги теперь многое понимала. Почему, несмотря на то, что она держится отчуждённо, с ней всё равно пытаются заговаривать. Почему Лилмел чуть ли в любви не признаётся – он ведь когда-то любил Падшую, возможно, похожую на неё, Ниан. Почему ей позволяют отлынивать от ранних утренних подъёмов, когда нужно помогать на кухне к завтраку. Группа словно бережёт свою Чёрную, словно жалеет – а она, наивная, решила, что выстроила этакие границы, этакие барьеры в общении, заставляющие людей дважды думать о том, чтобы бывшую Падшую побеспокоить.

Да, Мислеги теперь многое понимала из тех загадок, что касались Храма. Почему они никогда не подозревают друг друга ни в чём. Почему так слепо верят своему Наставнику. Почему не юлят и не увиливают от обязанностей, как сегодняшняя работа на кухне. Почему с такой радостью берутся за задания и почему с каждой командировки возвращаются сюда, как домой. Храмовое братство – это их жизнь, иной у них нет, а если и была бы, то в Храм бы они не попали. И – да, можно ли себе представить, чтобы на роль этакого арбитра между Посвящёнными из трёх конкурирующих областей кто-то подошёл бы лучше, чем храмовники? Вот поэтому если в результате отношений, что нет-нет, да завязывались между мужчинами и женщинами Храма, на свет появлялся ребёнок – их отправляли на покой. Потому, что у пары тогда появлялся другой смысл для жизни, другая цель – и, пожалуй, будет правильнее сказать, что у них вообще появлялось что-то, кроме братства.