Валерий Поволяев - Дымовая завеса (сборник)

Широков делал несколько заходов, и каждый раз невод возвращался пустым: Даша исчезла бесследно. Если ее в конце концов не стало, то где могила? Могила родителей Широкова, могила Бессарабов пребывали в Александрове на городском кладбище, Олег за ними ухаживал, а вот Дашкиной могилки там не было. Может, она все-таки похоронена вместе с родителями, но тогда на общей могильной плите должно быть выбито три имени, а не два.

Дарья, где ты?

В весеннюю и осеннюю пору их город обязательно пахнул рыбой, это было обязательным атрибутом, как городской герб, – рядом протекала богатая река, кроме нее имелось несколько рыбных проток и четыре озера со старыми татарскими названиями, в которых народ брал неплохие уловы, – в основном карасей величиной с хорошую сковородку.

Из всех водоемов рыба исправно попадала на рынок и в городские дома, – впрочем, на каждой улице, в каждом доме здесь имелись свои рыбаки, которые приносили добычу на стол… А рыбу здесь умели готовить знатно – в кляре, с перцовой присыпкой, с петрушкой и укропом, сорванными прямо с грядки, украшенными каплями воды, как росой. Было не только вкусно, но и красиво, очень аппетитно.

Летом в городе тоже пахло рыбой, но не так сильно, как осенью или весной, летом устанавливалась прочная жара, и ловцам было не до рыбы. Жара здешняя обладала лютым характером, в ней, казалось, плавилась не только земля, спекшаяся в камень, но и сами камни.

Ловить можно было только утром и вечером, в сумраке, когда спадала жара, но утром и вечером совершенно не было спасения от комаров – мелких, длинноногих, очень злых. Никакие антикомариные мази, жидкости, спреи, мыльные карандаши, гели, присыпки с припарками не действовали на этих кусачих летунов совершенно.

Наоборот, рыбака, который намазался чем-нибудь, они ели с удвоенной силой. Пытались есть даже сапоги. Прокусывали их легко. Спасу от комаров не было никакого, если только отмахиваться густыми еловыми ветками, но ни ели, ни сосны в их городке не росли.

Широков поехал на рыбалку – имелось у него свое уловистое место на Ереминой протоке, прикормленное. Поразмышляв немного, он взял с собою Серого – пса надо было «выводить на свежий воздух», как любила говорить в таких случаях Аня, посмотреть там на его состояние: как будет он реагировать на людей, птиц, животных… Главное, чтобы комары не загрызли.

Впрочем, Серый даже в лежачем состоянии не производил впечатления пса, которого могут загрызть писклявоголосые. Широков усадил его на заднее сиденье уазика, пес вольно раскинулся на нем, как на диване, – понял, куда его повезут, и приветствовал это. Широков рассмеялся, потрепал Серого по холке.

В прикормленное место на Ереминой протоке надо было пройти через гряду густых камышей. Лаз был узкий, напоминал кабаний туннель… В камышах жило много кабанов, столкнуться с ними не хотелось.

Загнав уазик в кусты, в густотье, чтобы машину не было видно, Широков нырнул вместе со снастями в камышовый лаз. Скомандовал псу:

– Серый, за мной!

Серый не заставил себя ждать, втянулся в лаз следом за Широковым. В камышах было душно, пахло сухими цветами, пылью, землей, чем-то еще, незнакомым, но никак не рекой, не водорослями, не рыбой. Серый покорно полз следом, дважды чихнул – ноздри, очень чуткие, ему забило пылью, Широков на чихи оглянулся – не разодрал ли Серый себе морду, и без того уже основательно разодранную… Позвал шепотом:

– Серый!

Пес пополз быстрее, догнал хозяина.

Когда лаз кончился, Широков невольно зажмурился: в лицо ему ударило солнце, мигом припекло – лучи были прямые, горячие. Облюбованное им место заросло зеленой травой – трава тут даже поздней осенью была зеленой, – и желтыми цветами, очень похожими на колокольчики.

В воду, в мягкое речное дно, в полутора метрах от берега, были воткнуты три рогатки для удочек – чтобы удилища не шлепались в воду, а чутко реагировали на каждую поклевку.

Пес выбрался из лаза и так же, как и хозяин, огляделся. Судя по довольной морде, тут ему понравилось.

В этом году на здешние камышовые дебри навалилась неожиданная напасть – саранча. Много саранчи – когда она поднималась в воздух, то делалось сумеречно, насекомые-стригуны передвигались плотными стаями, похожими на тучи, объедали у камышей макушки, потом по зеленым стволам перемещались вниз, объедали нижние листья, ростки, целые ветки, заодно сжирали и молодые, начавшие уже подниматься побеги.

В результате камыши, протянувшиеся вдоль уреза реки, сделались жидкими, слабыми, держались только за счет того, что их подпитывала близкая вода, да за счет жесткости стеблей.

Исчезнет саранча только с приходом морозов – лишь трескотуны во второй половине ноября малость утихомирят обжор, других способов остановить эту напасть нет.

Раньше саранчу посыпали порошком с самолетов, но это – штука опасная, глотнувшая яда саранча, попав в воду, погубит много рыбы. Отравленная рыба также может попасть не туда. Вот и делайте из этого выводы, люди…

Зато, если раньше стенка камыша мешала забрасывать спиннинг – блесна обязательно цеплялась за густые макушки, пробивала упругие столбики бархатных головок, сейчас можно было, пожалуй, бросать без опаски, что вдруг выдернешь какую-нибудь камышину вместе с корнями.

Широков любил спиннинговый лов – дело это живое, требующее сноровки и ума, но на этот раз он спиннинга с собой не брал, взял две удочки-полудонки. На каждой – по два крючка. Итого – четыре.

На четыре крючка он что-то обязательно поймает, – Широков невольно усмехнулся: хоть лягушку!

А вообще-то лягушки в этой местности исчезли совсем. И не потому, что их стрескали неведомые звери или кожу лягушачью оборотистые предприниматели пустили на тапочки – лягушек начали повсеместно вылавливать и отправлять во Францию любителям квакающей вкуснятины.

В результате ни одной не осталось, всех продали французам. А это, между прочим, может стать нарушением баланса, равновесия в природе, что, в свою очередь, нарушит баланс в человеческом обществе.

Размотав одну удочку, Широков насадил на крючки жирных резвых червяков и не успел размотать вторую, как на первой задергался конец удилища – на леске уже кто-то сидел. Широков чертыхнулся, подсек и вскоре выволок на берег двух сонных толстобоких карасей.

Здешние караси отличались от всех других, существующих в рыбьем мире карасей и толщиной своей и неповоротливостью очень походили на буффало – американскую рыбеху, завезенную каким-то недотепой-предпринимателем из-за кордона (может быть, даже из самих Штатов) в эти места. Предприниматель, потерпев ряд неудач в своем безнадежном промысле, куда-то сгинул, а дело его рук осталось: буффало, которых здесь звали быками, перепортили всю местную рыбу.