Татьяна Авлошенко - Маяк Птичьего острова. Хроники земли Фимбульветер

Дверь мне открыл Гуннар Крон, студент механического факультета, подрабатывающий в оранжерее привратником. Технарей, и учащихся, и уже получивших степень магистра, в оранжерее вообще много околачивается. Следят за системой стекол и зеркал, отопления, пневматическими насосами и прочей машинерией, простому человеку не понятной.

Страж к долгим приветствиям не склонен.

– Герду позвать?

– Да.

Гуннар рассеянно кивнул и, не отрываясь от толстой книги с чертежами и схемами, убрел разыскивать мою радость.

Хорошо, когда дежурит Крон. Он вечно погружен в какие-то технические раздумья и изыскания, с посетителями оранжереи трепаться не настроен, главное, чтобы закрывали дверь, холод с улицы не напускали. А вот если при входе сидит Гунилла Свель, внутрь лучше вовсе не заходить. Что она, что булочница Тора Хольм, час будет расхваливать Герду, говорить, как мне повезло, и удивляться, что такая славная девушка вдруг решилась выйти замуж за хрониста, обрекая себя тем самым, быть может, на раннее вдовство.

Я, конечно, рад, что к Герде так хорошо относятся и всех тревожит ее будущее, но что они все прицепились к судьбе хрониста?

У-у-у, этого еще не хватало! Девицы из оранжереи – это ужас. По отдельности вроде как нормальные люди, но стоит собраться хотя бы вдвоем… Пялятся, как овца в зеркало, переглядываются многозначительно, хихикают. А так как больше чем здесь их только в прядильне при городской кхарне, сбиться в стайку проще простого. Щебетуньи. Видел я однажды, как такая же орава синиц гоняла ворона.

Сейчас на галерее, где должна появиться Герда, торчат аж три красотки. Поздороваться или сделать вид, что в упор их не замечаю?

На мое счастье, скоро пришла Герда. Спускалась по лестнице, неся перед собой глиняный горшок с драгоценной колючкой. Такая счастливая. Такая красивая.

– Вот! – Герда протянула мне горшок с растением.

Ничего колючка. Не противная, даже симпатичная. Из земли торчит большой белый шар, будто скатанный из светлой кхарновой шерсти, сквозь которую просвечивает зелень. Белые мелкие цветы с красой сердцевинкой. Редкие длинные шипы неопасно загибаются на концах. Я осторожно потрогал пальцем пушистую «шерсть». Жесткая, но не колется.

– Хорошая, правда? – с надеждой спросила Герда.

– Хорошая. А польза от этого шарика какая?

– Ой, я не помню. Можно у хеска Брума спросить, он с Форкской оранжереей переписывается. Все равно ведь красивая, славная такая.

Ясно. Меня как-то спросили: какая тебе, мол, польза от Вестри? Не охотник, не охранник, был бы хоть породистый, а то дворняга несусветная. Все так. Но ведь лучше моего пса на свете нет.

А ведь Герда наверняка дала своей колючке имя. Я хотел спросить, но любопытные девицы на галерее уже чуть ли не через перила перевешиваются.

Ладно, после.

Мы с Гердой одновременно покосились на ненужных свидетельниц и в голос спросили:

– Я пойду?

– Я зайду за тобой вечером?

– Хорошо.

– Приходи.

– До вечера.

– До вечера.

Я подошел к двери, здесь никакие любопытствующие особы уже не смогут меня рассмотреть.

– Герда.

Когда она обернулась, я поднял руку и поцеловал серебряное помолвочное кольцо.

Дом и семья это хорошо. Даже когда в родственниках такие фунсы, как Оле Сван. Притащил зачем-то алебарду и кирасу, и целый день сегодня я то скакал по двору ошалевшим горным козлом, уворачиваясь от топора с крюком, то улетал до ближайшего препятствия, когда капитану удавалось меня достать. Иногда успевал ухватиться за длинную железную палку, но Сван обратным рывком тут же бросал меня на колени, а потом просто стряхивал с древка, как воду с ножа. Да еще и вещал противным голосом, что со шпагой на алебарду выходить глупо, шансов никаких, но один все же есть. В конце концов я в полном отчаянии вцепился в алебарду так, что, казалось, пальцы ушли в металл оковки, сколько-то поболтался на ней, словно флаг на ветру, и все-таки не столько дотянулся до Оле в длинном выпаде, сколько просто свалился на него шпагой вперед. После чего был отпущен с миром, и потому смог дожить до вечерних семейных посиделок.

И чего ради? Сейчас одни только стражники с алебардами ходят, а с городской охраной я точно драться не собираюсь.

– Оле, а какой один шанс?

– Пистолет в другой руке.

Ах ты, гад! Бросить бы в него чем-нибудь, но, во-первых, кроме лежащей на коленях книги под рукой ничего нет, а во-вторых все равно поймает.

Ничего, Вестри отомстит за меня. Пес, считающий мебель своей безраздельной собственностью, протиснулся между Оле и спинкой дивана и потихоньку выдавливает Свана. Капитан благодушно почесывает негодника за ушами, но занятых позиций не сдает. Однако и Вестри настойчив.

Герда, оторвавшись от сборника баллад, смотрит на битву за диван и тихонько прыскает в ладошку.

Гудрун, склонив голову над вязанием, ласково улыбается. Она любит, когда все дома.

А завтра целый свободный день.

Вернулась из банного уголка Хельга. Лицо чуть осоловелое, распущенные волосы почти достигают колен. Перекинув тяжелые пряди вперед через плечи, сестра присела на скамеечку перед камином и достала из кармана капота гребень.

Герда мигом подорвалась из своего кресла.

– Хельга, душенька, можно я?

Хельга протянула Герде гребень и откинула голову.

Косы сестры действительно чудо. Бледное золото стекает, струится между зубцами гребня. Кажется, еще длиннее становятся волосы Хельги, вот достигли они пола, сейчас ручейками расплавленного металла потекут, заполняя собой комнату. Как в сказке про красавицу-мастерицу Сигриву, что жила в городе Брогне близ Ночного хребта. На весь свет славилась Сигрива длинными золотыми косами и искусством прядения. Когда подступили к родному городу девушки враги, их предводитель потребовал вдохновенную пряху себе в жены. А иначе быть на месте Брогна засыпанному солью пепелищу. Хорошо, ответила красавица, только дайте прежде работу закончить, из того, что на прялке, нитку до конца скрутить. Заподозрил вражеский предводитель, что мастерица обманет, будут жители города ей тайком шерсть приносить, и никогда работа не закончится. Отвели Сигриву в горы, в тайную пещеру.

Вот последние шерстинки на прялке скрутились в ровную крепкую нитку. Что делать теперь Сигриве, как отсрочить ненавистное замужество? Отрезала тогда мастерица свои длинные косы, стала из них пряжу сучить. Надолго ли хватит? Нет, казалось бы, только косы красавицы за ночь еще длиннее, чем были, отросли.

Так с тех пор и прядет Сигрива. Словно посреди золотого моря сидит она, не стареет, не устает, только косы отрезанные каждый раз вдвое удлиняются, а на веретене ни на виток нитки не прибывает. Прядет Сигрива и не знает, сколько в миру лет прошло.