Олег Ярков - Прямо на восток

Кое-как удалось вылезти через окно и отползти на пару метров от машины. Сначала надо проверить себя на предмет переломов и ушибов, а потом попробовать вытащить из машины тех, кто там остался.

Встать на четвереньки у меня всё же получилось. По очереди выдвигая ноги вперёд, я поднял зад повыше и, уперевшись руками в колени, приподнялся, держа торс параллельно земле. Спина заболела сильнее, но оставаться в позе, имитирующей букву «Г» я долго тоже не мог. Не отпуская рук, я начал принимать вертикальное положение. Куртку из рук я на всякий случай не выпускал.

Вроде бы выровнявшись, правда со стоном и кряхтением, я покрутил головой, проверяя надёжность сцепки её с остальным телом. При повороте головы вправо раздался хруст в шее, и появились яркие точки на особенно тёмном фоне. Когда они пропали, и зрение занялось своим привычным делом, я увидел дорогу, по которой мы ехали и тёмный массив леса, довольно близко подступивший к дорожному полотну. Машин на дороге не было.

Теперь надо приступать к вращению влево. Попытка удалась, но уже без хруста и фейерверков. Мигающие фары перевёрнутой машины выхватили из темноты дорожный знак «Ващановка 7 км». Хорошо, что мы ехали в правильном направлении.

Раз я остался цел, во что очень хотелось верить, то можно было разворачиваться и постараться вытащить из машины моих попутчиков. Но не успел. Что-то сильное и жаркое ударило меня в спину. Звук появился немного позже. Как раз тогда, когда я после удара и небольшого полёта с силой врезался в ствол какого-то дерева. Ударился плашмя всем телом и головой. Последнее, что я успел подумать, что мне повезло и очень. На дереве не было сучьев, на которые я мог бы нанизаться.

Олег Ярков

Лежать мне было тепло. Постепенно просыпаясь, в тело чувствительно втискивалась боль. Хотелось повернуться, чтобы из-за неудобной позы она прошла. Я на это сильно рассчитывал. Однако, попытка повернуться, вызывала новые уколы неприятных ощущений где-то в районе рёбер. Что же мне такое снилось, что я умудрился до боли отлежать всё тело? Можно попробовать вспомнить прошедший сон, но логика не срабатывала. Не получалось восстановить в памяти те минуты, когда я ложился в постель. А и правда, когда я совершал обряд отхода ко сну? Ну-ка, ну-ка, давай по порядку. Итак. Я стоял на станции под… Ельней. Стоп. Ельня – это не то… под Ельней во время войны было большое танковое сражение, а я был у… не помню. Название начинается на «Е». По-моему. Ладно, потом вспомню. Что дальше? Дальше появились «Жигули», остановились немного впереди, и водитель запросил семьсот рублей за доставку до…. Марку машины помню, а название городов пропало из памяти. Я же ехал в… здорово! Теперь меня можно использовать, как деталь для машины. Для экстренного торможения. Немного стукнуть и торможение насмерть! Я же помню, что ехал я туда, до куда оставалось семь километров. На дорожном указателе было написано: « 7 км до…» нет, не так. Цифры стояли не на первом месте. Сначала было написано слово «Ващановка». Именно! Ехал я в Ващановку и ехал из Еланцев! Я же помню, что начинается на «Е»! Так что, дорогой автопром, ищи себе другие тормоза, я – пас. И что было дальше? Я рассчитался, сел в машину на заднее сидение и мы поехали. Водитель много болтал, радио пело бурятскую музыку и мы перевернулись. Так это я в аварию попал! Точно-точно! Сначала были видны большие колёса какого-то грузовика, потом толчок и удар, потом мы слетели в кювет и перевернулись. Я вылез из машины и… и спать не ложился. Тогда где я?

Мне показалось, что я услышал хруст разрываемых ресниц – это я пытался открыть слипшиеся и закисшие веки.

К свету я привыкал постепенно. Едва прорвав дыру между веками одного глаза, серо-мутное пятно сразу же приклеилось к зрачку. С пятой попытки мне удалось расширить глазную амбразуру и определить, что это пятно является окном. А откуда в лесу окна? Я же оставался около машины… не мог же утащить меня медведь в свою берлогу с окнами?

Концентрация моего внимания сильно опережала сконцентрированность моего же зрения. Второй глаз проигнорировал команду «Открыть кингстоны». Нет, кингстоны это не в голове, это, вроде, на корабле. Хотя прямо сейчас не важно, где и у кого кингстоны и что они вообще такое, важно то, что первую часть команды глаз нагло не выполнил.

Поднять руку и помочь пальцами глазу что-то мешало. Кое-как приподняв голову и ощупав себя единственным работающим глазом, я определил, что мешает мне поднять руку обычное одеяло, заботливо подсунутое под меня. Это, выходит, я в больнице?

– Виктор Макарыч! Виктор Макарыч! Вот старый хрыч. Макарыч! Аварийный пришёл в себя.

Голова моя кое-как осилила крен в левую сторону. Женский голос, звучавший сверху и громко, принадлежал женщине в белом халате и с большим… кормовым отсеком. Так будет правильно назвать то, что я увидел практически на уровне моих глаз. Переползая взглядом от этого отсека вверх по спине и до самой до макушки с серо-коричневыми волосами, я окончательно убедился, что таки да, я в больнице и передо мной настоящая медсестра. Следом за пониманием моего местоположения массированно навалился больничный аромат.

В палате началось оживление. Скрип двери, шарканье подошвами тапочек без задников по линолеуму, звук передвигаемого стула и два вздоха. Первый издал садящийся на стул человек, а второй – собственно стул.

– Александра, не стоит впредь так громко проявлять свою радость. Давайте сюда тёплую воду и бинт. Спасибо, дальше я сам. Ступайте в манипуляционную. Там, на календаре, записан телефонный номер. Позвоните по нему и скажите, что пациент пришёл в себя.

– Виктор Макарыч, милиция через дорогу. Чего я буду ходить по отделению? Там возьми номер, иди в другой край звонить…. Никогда так не делали. Чего теперь-то выпендриваться?

– Александра! Когда вы к порядку привыкнете? Господи, делайте, как хотите.

Тяжёлой поступью неизбежного грядущего, Александра последовала в сторону входных, а в её случае выходных, дверей, оставив их открытыми.

– Ну-с, молодой человек, с возвращением! Сейчас я попробую вас умыть.

Влажная марля сняла пелену с одного глаза и открыла второй. Передо мной проявился пожилой врач, судя по фонендоскопу на шее и голосу, которым этот человек отдавал распоряжения Александре.

Такая же марлевая влажность немного оживила мои губы. Теперь я мог открыть рот и попробовать издать хоть какой-нибудь звук.

– Как чувствуете себя? Говорить можете? Если испытываете затруднения, то можете молчать.

Виктор Макарович начал снимать с меня одеяло, но замер, услышав грохот голоса Александры.

– Вовка! Вовка!

– Господи! – Виктор Макарович оставил в покое одеяло и, сокрушённо покачивая головой, прикрыл глаза.