Вероника Горбачева - Иная судьба. Книга 1

К концу пути Марта устала бояться. Она тупо глядела в одну точку – на поблёскивающую в полумраке медную шишку в стене, и всё гадала – для чего она? Но вот карета замедлила ход, в окошко со стороны возницы стукнули. Капитан повернул шишечку, створка окна подалась.

– Что там?

– Посыльный от его светлости! – сообщили снаружи. – Велено передать: ждут. Проводить прямо к коменданту в кабинет.

– Хорошо, – лаконично ответил капитан. Захлопнул оконце и повернулся к Марте.

Противно засосало под ложечкой. Всё, прибыли? Вот сейчас-то и начнётся самое страшное? В сумраке недолго и ошибиться, но почему-то Марте показалось, что в синих глазах военного мелькнуло сочувствие. На секунду её охватило желание – рухнуть на колени, целовать руки этому человеку и умолять, умолять не вести её никуда, оставить здесь, в возке, заступиться перед страшным герцогом. Она не хочет на кол! За что? Она ни в чём не виновата! Словно угадав её намерение, военный подчёркнуто энергично положил ладонь на эфес шпаги.

– Итак, сударыня, – голос его был сдержанно-суров и непреклонен, и Марта как-то сразу поняла всю бесполезность задуманного. Этот не пожалеет. – Мы на месте. Напоминаю: вам запрещено говорить с окружающими до самой встречи с его светлостью, нам запрещено слушать, если вдруг вы не выдержите. Предупреждаю: меры в случае ослушания будут применены куда более жёсткие, чем раньше. Держите себя в руках.

Девушка молчала, чувствуя только, как в груди зарождается дрожь. Пустой живот свело. Голода Марта не чувствовала, напротив – её даже подташнивало, от дорожной тряски, от вновь зарождающейся паники; да и разбитая голова давала о себе знать.

– У вас ещё есть шанс, – неожиданно быстро прошептал капитан. – Вы слышали, мне велено доставить вас к коменданту? В кабинет, а не в пыточную. Значит, поначалу с вами попытаются договориться. Хотите жить – не упрямьтесь. Вы поняли? – Взглянув на него дикими глазами, Марта истово кивнула. – А сейчас молчите, Бога ради. – И первым вышел из возка.

Руку Марте никто не предложил, да она и не ожидала. Не было у неё такой привычки. Подхватили с двух сторон, как тогда, на поляне, и молча повлекли через необъятный мощёный двор, в тяжёлые двери, хлопнувшие за ней, как крышка гроба, по длинному коридору, освещённому масляными лампами, мимо зарешеченной арки в подвал, и наверх, по лестнице, на второй этаж… Собравшись с духом, Марта приготовилась храбро взглянуть в лицо человеку, от единого слова которого зависело, жить ей или умереть. Но старания пропали втуне: она оказалась всего лишь в приёмной, большой, почти пустой комнате с двумя широкими скамьями вдоль одной из стен. В углу проступал фигурный торец печи, очевидно, призванной отапливать и соседнее помещение, но сейчас от голубых, безумно дорогих изразцов веяло не теплом, а холодом. То ли августовский вечер напоминал, что не за горами осень, то ли Марту лихорадило. Перед дверью, обитой медными полосами, капитан остановился. Взялся за внушительное кольцо, негромко стукнул. Дождавшись отклика изнутри, распахнул, обернулся к пленнице и сделал приглашающий жест. Сопровождающие при этом вытянулись, как на параде, словно тот, кто находился за дверью, уже прожигал их взглядом.

Помедлив и не дождавшись действий от пленницы, капитан выразительно приподнял бровь, отступил, энергично кивнув в сторону дверного проёма. Марта скорее почувствовала, чем увидела, как рейтар справа занёс руку – наверное, чтобы подтолкнуть. Не дожидаясь, пока к ней прикоснётся тот, кто обсуждал её за стеной сортира, она поспешно шагнула вперёд. Скорей бы уж… Пусть всё решится, она больше не выдержит этого страха.

***

В кресле напротив камина, вытянув к огню ноги в высоких ботфортах, сидел мужчина в чёрном. При Мартином появлении он даже не шелохнулся, продолжая мрачно глядеть на пламя. Красноватые отблески плясали на его лице, в полировке тяжёлого кресла, и непонятно было: то ли это живой человек застыл, как мёртвое дерево, то ли кресло под ним оживает, дышит, хочет погреться и подтянуть подлокотники к огню… Марта робко сделала несколько шажков. Остановилась. Чёрный человек повернул голову – и девушка замерла, как мышь, парализованная предсмертным ужасом перед котом.

Он был уже немолод, герцог д’Эстре, наверняка лет тридцати пяти, а то и сорока, почти старик… с точки зрения молоденькой девушки. Старый – а совсем не седой, в копне иссиня-чёрных волос – ни единой белой нити. Марта даже не догадывалась, сколько женщин мечтали вцепиться в эту гриву в порыве страсти; а уж сколько мужчин жаждали небрежно поднять её, отделённую от туловища, и отбросить прочь… Ей вообще было не до мыслей. Она и лица-то светлейшего разглядеть не могла, потому что от волнения перед глазами зарябили какие-то пятна.

– Итак, Анна, – обманчиво спокойным голосом проговорил всесильный герцог и наконец, поднялся, заложив руки за спину. – Ты всё-таки здесь. Не могу сказать, что рад тебя видеть. Полагаю, это взаимно. Тем не менее, объясниться нам придётся.

С каждым шагом он неотвратимо приближался, пересекая бесконечную, как Марте казалось, комнату с неотвратимостью тяжёлой ледяной глыбы, крошащей на своём пути рядовых мелких товарок. Если бы девушка знала язык жестов, она бы поняла, что руки его светлости, сцепленные в замке за спиной, чесались слишком уж сильно – в порыве либо закатить дражайшей супруге оплеуху, либо вообще придушить на месте. Потому и прятались от греха подальше.

– … А ведь обстоятельства таковы, что тебе надо бы радоваться нашей встрече, ибо дела твои любым судом могут рассматриваться не просто как прелюбодеяние и кража, но в первую очередь как государственная измена. Каково при этом наказание – ты знаешь. Только я могу защитить тебя перед королём.

Марта открыла рот, чтобы вставить хоть словечко, но «супруг» пресёк её попытки.

– Помолчи.

Приблизился вплотную, сжав губы. Над верхней – розовым усиком тянулся рубец знаменитого шрама, из-за которого герцог и получил своё прозвище – «Троегубый». Марта не сводила с него глаз. На какое-то мгновение ей вдруг показалось, что всё это – во сне: не может такого случиться на самом деле! Никогда не встретятся в реальной жизни настоящий герцог, живая легенда – и она, простушка из забытой богом приграничной деревеньки…

– Будешь говорить, когда разрешу. Я готов закрыть глаза на твою распущенность и даже оставить тебе свободу – в определённых рамках, ибо намерен впредь установить за тобой самый жёсткий контроль. Но всё это – при условии, что ты немедленно возвращаешь украденное. Твой любовник так ничего и не сказал о тебе, скорее всего, не по стойкости – таких женщин, как ты, не выгораживают – а просто по незнанию. Думаю, он сам не прочь был бы воспользоваться результатами твоих трудов, но, к сожалению, – герцог развёл руками, – подробностями ему уже не поделиться. Вынужден огорчить: его кончина не была лёгкой.