В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том первый

Дойдя до лесного ручья, Зигрист с Елизаветой не знали, как перейти на другой берег. Но Лейхтвейс указал им брод, и они тотчас же воспользовались им. Здесь Лейхтвейс отпустил коня пастись на свободе, так как у него не было конюшни. Затем он вместе со своими новыми друзьями взобрался на скалы, и вскоре они очутились у входа в пещеру. Лейхтвейс соскочил вниз, помог сойти Елизавете, а за нею последовал и Зигрист.

Елизавете и ее возлюбленному все-таки стало не по себе, когда они очутились глубоко под землей, среди огромных скал, куда не проникал ни свет, ни шум. Вдали где-то светился огонек. Это был огонь, разведенный в очаге, около которого стояла Лора. Она сильно волновалась и беспокоилась за Лейхтвейса, опасаясь за его жизнь. В доме Баумана его легко могли узнать, и тогда для него не было бы никакого спасения.

Но вдруг послышались шаги. Она обернулась и в то же мгновение очутилась в объятиях Лейхтвейса. Но затем она в недоумении взглянула на спутников мужа.

— Кто это? — спросила она.

— Наши новые товарищи, — объявил Лейхтвейс и коротко объяснил Лоре, в чем дело.

Лора подала руку молодому врачу и обняла Елизавету. С глубокой грустью смотрела она на пришельцев, понимая, что они явились в пещеру только потому, что им уж ничего другого не оставалось делать.

— Теперь вы наши товарищи, — мягко сказала она, — вам придется вести жизнь, полную лишений и опасности, но если вы будете любить друг друга, то вы все-таки будете счастливее многих живущих там, на земле. От души желаю вам, чтобы вы были так же счастливы, как я и мой Гейнц.

Лейхтвейс поцеловал Лору в губы и в глаза и затем взял Елизавету за руку и отошел с нею в глубину пещеры. Там на выступе скалы сидел старик Рорбек и о чем-то глубоко думал. Быть может, он думал о том, что Лейхтвейс находится еще в доме Баумана, чтобы защитить его дочь от угрожающей ей гибели и соблазна.

— Отец! — вдруг раздался возле него душераздирающий крик. — Отец! Ты жив! Какое счастье, что я вижу тебя!

Рорбек вскочил. Он посмотрел на прелестную девушку, стоявшую перед ним в ожидании момента, когда он привлечет ее к своему сердцу.

Вдруг старик громко вскрикнул:

— Елизавета! Дитя мое! Дорогое, единственное дитя мое! Наконец-то ты опять со мною!

Он обнял ее и покрыл ее голову поцелуями. Слезы струились из его глаз.

— Можешь спокойно ласкать ее, — сказал Лейхтвейс. — Она осталась чиста, несмотря на соблазн и козни негодяя. Добродетель ее победила, и она соединилась с тем, кого давно уж любит.

Зигрист подошел к старику.

— Примите меня как вашего сына, — сказал он. — Ведь вы немного знаете меня. В ту ужасную ночь мы в первый раз виделись в вашем доме, и тогда уже я полюбил вашу дочь. Обстоятельства заставили меня вступить в брак с нелюбимой женщиной, но сегодня я очнулся и сбросил с себя гнетущие меня оковы.

— Вы решили остаться у нас? — спросил Рорбек. — Вы хотите разделить с нами нашу трудную жизнь изгнанников, преследуемых законом, у которых даже нет надежды получить отпущение грехов?

— Мы готовы разделить с вами все, — решительно заявил Зигрист, — хотя бы даже и строгий суд Божий. Но я верю, что Бог не без милости. Он не осудит разбойников, не выслушав их, а ведь всякий из нас может привести многое в свое оправдание.

Молодые люди подсели к старику, а Лейхтвейс вернулся к Лоре. Они перешептывались, целовались, ласкали друг друга и радовались, как дети. Потом Лейхтвейс разыскал Бруно и сказал ему что-то на ухо. Бывший священник одобрительно кивнул головой и отошел в темный угол пещеры.

Прошло около часу. Лейхтвейс с Лорой подошли к Рорбеку, Зигристу и Елизавете.

— Елизавета! Зигрист! — воскликнул Лейхтвейс. — Идите со мной. Сейчас вы будете повенчаны. Мы знаем, что не имеем права благословить ваш союз, так как ты, Зигрист, уже женат. Но мы не можем считаться с законами, имеющими силу для людей, и вынуждены создавать себе собственные законы, которые и соблюдаем. У нас в пещере есть священник, он ожидает вас и благословит вас.

Зигрист подал руку Елизавете и пошел вслед за Лейхтвейсом. За ними шли Лора и Рорбек. Завернув за скалу, они увидели торжественную картину. Деревянный стол, покрытый бархатным покровом, изображал алтарь. В двух серебряных подсвечниках горели свечи, а два факела, прикрепленные в расселинах скалы, освещали все помещение. На маленьком возвышении стоял Бруно. Приветствовав молодых, он дал им знак опуститься на колени.

Затем он произнес краткую, но выразительную речь, в которой указал на то, что любовь, соединившая Зигриста и Елизавету, считается людьми греховной и недопустимой, но люди забывают, что всякая любовь уже сама по себе содержит силу, уничтожающую всякую греховность, если только она основана на благородных и чистых побуждениях, что такая любовь, если ей сопутствует непреклонная верность, стоит выше всяких людских законов, что молодые должны стараться пройти всю жизнь с неослабевающей взаимной любовью и что только тогда им нечего опасаться Страшного Суда.

— Но вы должны быть верны не только друг другу, — продолжал Бруно, — вы должны сохранить верность также и тем, которых вы избрали своими спутниками и друзьями. Жизнь коротка, и она может быть содержательна только в том случае, если наполнить ее любовью, верностью и сознанием долга, безразлично какого, но только долга. Исходя из этого и основываясь на данном мне некогда праве благословлять союз любящих сердец, я венчаю вас здесь, в скалистой пещере глубоко под землей, и благословляю вас как товарищей разбойника Генриха Антона Лейхтвейса, которого называют мстителем за угнетенных и врагом всякого преступления.

Елизавета тихо рыдала, Лора плакала, да и на глазах у мужчин навернулись слезы. После этого необычайного венчания все перешли в так называемую столовую, в ту часть пещеры, где находился большой каменный стол. Стол этот был накрыт с посильной роскошью, а стены помещения нарядно убраны ветвями.

Лора подала вкусный ужин. Так была отпразднована эта свадьба под землей. Долго еще Лейхтвейс с товарищами пил за здоровье тех, у кого хватает силы последовать влечению сердца и сбросить бремя условностей.

Лишь под утро в пещере все утихло. Глубоко под землей обитатели пещеры спали крепким сном… Им не нужна была никакая стража и нечего было опасаться нападения, так как решительно никто не знал о существовании их убежища. Знал о нем лишь один человек — тот, который время от времени появлялся в пещере с целью взять из клада прелатов столько, сколько в данное время было нужно. Но этот человек не был предателем.

— Послушай, Фаризант, — обратился герцог Нассауский к своему шуту, который прикорнул у его ног и что-то грыз. — Я недоволен тобой. Куда девалась твоя веселость, бедняга? Ты перестал смеяться, острот от тебя не слышно, и даже твои насмешки, которыми ты прежде выводил из терпения придворных, куда-то испарились. Быть может, ты болен?