В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том третий

Прошло два месяца со дня смерти рыжего Иоста, два месяца с тех пор, как Генрих Антон Лейхтвейс так жестоко отомстил негодяю за бедных и несчастных рейнского округа и вознаградил их за все зло, которое казненный причинил им.

Загадочное исчезновение рыжего Иоста, конечно, вызвало всевозможные толки. Герцог Нассауский сначала подумал, что управляющий его имениями и лесами запутался в долгах, в неправильном ведении доверенного ему хозяйства и, испугавшись ответственности, счел за лучшее исчезнуть. Он приказал учредить строжайшую ревизию отчетных книг и денежной кассы. Для этого была созвана комиссия из трех самых надежных бухгалтерских чиновников. Но ревизия показала, что герцогская касса была в полном порядке и что Иост не был повинен ни в чем, что могло бы побудить его к бегству. Вместе с тем, однако, при отчете ничего не говорилось о том, что Иост добросовестно исполнял свою службу. Напротив, он везде, где только мог, надувал и обманывал своего патрона, умея отлично прятать концы в воду и держать книги в образцовом порядке.

Когда герцог познакомился с отчетом ревизионной комиссии, то тотчас же понял, что Иост пал жертвой преступления или несчастья. Он назначил следствие, а во главе его поставил человека, которому вполне доверял. Это был советник уголовной палаты Висбадена Преториус, за последние годы получивший повсеместную известность своею строгостью и беспощадностью. Советник уголовной палаты имел в те времена те же права и даже еще большие, чем нынешний прокурор. Он мог по собственному усмотрению учинять строгие допросы, мог привлечь к ответственности совершенно неповинного человека, и, за отсутствием доказательств, мог подвергать обвиняемого пыткам, которые делились на три разряда. Сколько раз подвергались этим испытаниям люди совершенно невиновные, не совершившие никакого преступления, но попадавшие в объятия Нюренбергской девы или под водяную пытку. Об этом нам рассказывает история.

На пороге нового, XVIII столетия современники таких просвещенных умов, как Фридрих Великий, Мария Терезия, Вольтер, Гемгольдт, Лейбниц, Моисей Мендельсон и многие другие, не боялись пускать в ход пытки, остатки средневекового варварства со всеми их ужасами. Как известно, Фридрих Великий первым изгнал пытки из своего государства, заменив их правильным судопроизводством. Убийство одного из жителей города Берлина дало ему повод убедиться в ошибочности практикуемого в то время способа судебной расправы.

Однажды в Берлине нашли несчастного жителя задушенным в его доме близ городских ворот. Подозрение тотчас же пало на одного ремесленника, которого видели неоднократно, как в тот день, так и раньше, вблизи места преступления. Ремесленник с первой же минуты своего ареста уверял всех в своей невиновности и клялся, что не только не поднимал руки на жертву убийства, но даже никогда не видал его. Однако все его слезы, просьбы, клятвы не привели ни к чему и он был заключен в тюрьму. Процесс начался.

А в Берлине никто не сомневался в виновности арестованного. Все доказательства были против него. Особенно вредило ему то, что его видели близ местности, где было совершено преступление. К довершению несчастья на его платье были найдены кровавые пятна. Дознание установило, что берлинец был не только задушен веревкой, но и получил удар по голове тупым предметом. На руках арестованного ремесленника нашли и следы свежих царапин. Напрасно уверял несчастный, что за день до того в окрестностях Берлина на него напала бешеная собака. Отбиваясь от нее палкой, он нанес собаке несколько ран, кровь которых и забрызгала его платье. Эта же собака поцарапала ему и руки своими когтями. Уверения эти были, однако, встречены с недоверием и презрительными ухмылками. Так как ремесленник упорно настаивал на своей невиновности, то решено было применить к нему средство, которое, без сомнения, развяжет ему язык. Его подвергли пытке. Первые два приема не поколебали его — он не хотел отказаться от своих показаний и терпеливо вынес нечеловеческие муки тисков. Когда ему стали жечь раскаленным железом подошвы, он несколько раз прокричал: «Меня без вины истязают! Я не убийца! Я не убийца!..» Но когда приступили к третьему приему и уложили его на «Прокрустово ложе», когда все жилы несчастного натянулись и кости захрустели, он не вынес и стал умолять, чтобы его избавили от этой пытки, что он готов открыть все. Полумертвый, поддерживаемый двумя палачами, подошел он к судейскому столу и подписал протокол, в котором признавался в совершении преступления. После этого его снова бросили в тюрьму.

Раз было получено признание, процесс пошел быстро, и кончился бы, конечно, приговором преступника к смертной казни. Спустя три дня после опубликования приговора голова преступника должна была пасть под секирой палача. Народ радовался предстоящему зрелищу казни. Уже был приготовлен эшафот, — все было готово, недоставало только подписи короля, утверждавшего ужасный приговор.

Фридрих Великий лично просматривал уголовные процессы: это был король, который сам управлял своим государством и всегда говорил, что его долг работать для народа и заботиться о счастье своих подданных. Принимая во внимание, что при обыске у подозреваемого ремесленника нашлось всего несколько пфеннингов и ничего из вещей, исчезнувших в доме убитого, король усомнился в его виновности и не решился подписать смертельного приговора.

Призвав старшего следователя барона Корна, он сообщил ему свои недоумения, и результатом этого разговора была отсрочка смертной казни. Следователь отправился сам в дом убитого, чтобы лично осмотреть место преступления. В доме все оставалось в том виде, как было в минуту открытия преступления. Тут же лежала и веревка, которой был задушен убитый. Корн обратил внимание, что узел этой веревки завязан каким-то особенным образом. Он пригласил специалистов и поинтересовался, не удивляет ли их способ завязки этого узла? Ответ был поразительный. Палач Берлина, знаток в этом деле, объяснил, что узел мог быть сделан человеком, знакомым с ремеслом палачей и живодеров; такие узлы делались только в тех случаях, когда приходилось повесить преступника или подвесить какую-нибудь тяжесть. Услышав это, следователь немедленно потребовал списки всех палачей, их помощников и живодеров, находившихся в Берлине в день преступления. Собирая сведения, полиции удалось узнать, что в этот день в Берлине было два чужих помощника палачей. Этих двух молодцев нашли в одном из самых скверных притонов берлинского форштата, их арестовали, и что же? — у них нашли драгоценности, принадлежавшие убитому. При наличии этих доказательств арестованные не могли отпираться и после недолгих колебаний, когда их припугнули пыткой, сознались, что убийство совершено ими.