В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том первый

— Но господин председатель! — вспылил Батьяни. — А мое показание? Я ведь присягал в том, что графиня Лора бросилась в Рейн на моих глазах.

— Да, — кивнул головою председатель. — Вы дали присягу, и я от души желаю, чтобы она не оказалась ложной.

— Господин председатель! Это оскорбление.

— Увидим, оскорбление ли это, — пожал плечами председатель. — Граф Батьяни, подойдите ближе и отвечайте на вопросы.

С гримасой недовольства на лице Батьяни исполнил приказание.

— Я еще раз напоминаю вам, граф Батьяни, — начал председатель, — что на все вопросы суда вы обязаны говорить одну только правду. Клянетесь ли вы в этом?

— Клянусь.

— Тогда скажите — какое платье было на графине Лоре в тот момент, когда она выбросилась из окна?

— Белое подвенечное платье, вуаль и миртовый венок.

— В нем, именно в этом платье, и бросилась она в Рейн? — переспросил председатель.

— Да.

— Были на графине какие-либо драгоценности?

— Н… не помню, — замялся граф. — Вероятно, при венчании на ней были надеты фамильные драгоценности, но сняла ли она их перед самоубийством или нет — я не знаю. Присягнуть в этом я, во всяком случае, не решусь.

— Вы организовали поиски трупа, — продолжал председатель, — вы предлагали во Франкфурте-на-Майне, Висбадене и других городах по берегам Рейна денежные награды за отыскание тела графини Лоры?.. Это правда?

— Да.

— И, несмотря на тщательнейшие розыски, не было найдено ни одного кусочка платья, ни одного из украшений — словом, ничего, что говорило бы о том, что графиня Лора действительно бросилась в воду?

— Да, — смущенно заявил венгр. — Тело не было найдено.

— Вы ошибаетесь, граф Батьяни, — торжественно произнес председатель суда. — Тело графини Лоры найдено.

— Най…де…но? — заикаясь, произнес Батьяни.

Слушатели замерли, напряжение достигло своего апогея. Был самый захватывающий момент процесса.

— Если тело графини найдено, — внезапно заговорил Батьяни, — если Рейн вернул свою жертву, то я могу только радоваться этому. Тогда, значит, единственный темный пункт дела разъяснился и я имею право получить следуемое мне по праву приданое. И я хочу, я требую наконец, чтобы оно мне было выдано сегодня же.

— Так оно и будет, — отозвался председатель, — если суд найдет это законным. Но раньше вы должны подтвердить, что вынутый из Рейна труп действительно труп вашей жены, урожденной графини Лоры фон Берген.

По знаку председателя раздвинулся зеленый занавес в глубине зала… И в открывшейся взорам присутствующих нише оказались закрытые простыней носилки, которые два служителя внесли в зал заседаний и поставили перед судейским столом.

В публике воцарилась мертвая тишина. Все затаили дыхание, боясь нарушить эту торжественную тишину…

— Граф Батьяни, — раздался несколько взволнованный голос председателя. — Предлагаю вам поднять простыню и сказать, та ли это, кого вы называли своей женой всего несколько часов.

Венгр задрожал всем телом…

Он боялся увидеть под простыней тело несчастной горничной Гильды, которую сам выбросил из окна в Рейн, боясь, что она разоблачит его сказку о самоубийстве графини Лоры.

После вторичного требования председателя Батьяни, шатаясь, подошел к носилкам.

Он прекрасно сознавал, что наступил решительный момент. Его слабость, его трепет могли стоить ему очень многого. Достаточно было судьям усомниться в его правоте, и процесс, с его заманчивой перспективой получения громадного богатства, будет проигран. Этого не должно было случиться. Ведь он только этим приданым и успокаивал всех своих кредиторов. Проиграй он процесс — и векселя посыплются на него, как из рога изобилия, и его место при дворе будет потеряно.

Быстро совладав с собою, Батьяни сорвал покрывало…

Перед ним был труп женщины, когда-то, должно быть, молодой, но теперь, после продолжительного пребывания в воде, изменившейся до полной неузнаваемости.

Вид трупа заставил публику вздрогнуть и вскрикнуть от ужаса. Глаза провалились, кожа набухла и местами полопалась. Сохранилось только белое атласное платье, миртовый венок и чудные белокурые волосы.

Батьяни понял, что медлить нельзя — от этого зависел исход дела.

— Лора! — с великолепно разыгранным горем закричал венгр. — Лора! Наконец-то я увидел тебя. Тебя, которую думал видеть подле себя всю свою жизнь.

Он упал на колени подле носилок, но такая непосредственная близость гниющего тела от его лица заставила его мгновенно отшатнуться…

Батьяни упал в обморок, но уже не притворный, а настоящий. Публика и судья объяснили себе этот припадок следствием потрясения при виде любимой женщины.

Скоро Сандор пришел в себя.

— Господин председатель, — заговорил он, — пощадите меня. Я не могу без боли смотреть на дорогую мне Лору в таком виде. Я не могу, не могу видеть ее трупа.

— Отойдите в сторону, граф Батьяни. Но труп останется здесь — его должен видеть еще один свидетель. Еще некто должен подтвердить, что это графиня Лора.

— Еще один? — с дрожью в голосе спросил венгр. — Разве недостаточно моего показания? И разве есть более зоркие глаза, чем глаза любящего мужа?

— О да, есть, — прозвучал ответ. — Есть, граф Батьяни, — это глаза отца.

Снова раздвинулся занавес, из-за него показалось кресло на колесах, которое катил слуга. Лицо слуги было грустно: видно было, что он страдал за того, кого вез; взор его с нежной любовью покоился на господине. В кресле полулежал старик с белыми как снег волосами и бледным, изможденным болезнью лицом, на котором только одни глаза говорили о том, что жизнь еще не совсем покинула тело старика. Бессильные руки его покоились на подушках. Это был граф фон Берген, отец Лоры.

При виде его Батьяни в смущении отвернулся, так как старик смотрел на него в упор и в глазах его выражалась жгучая ненависть к венгру. Публика была растрогана при виде больного. Даже судьи и те склонили головы в знак приветствия и уважения.

— Граф фон Берген, — обратился к старику председатель. — Мы вынуждены были вызвать вас сюда для того, чтобы получить от вас очень важное показание. Вы увидите тело несчастной, вынутой из Рейна, и мы ждем от вас — не признаете ли вы в ней вашу покойную дочь, графиню Лору?

Слуга подкатил кресло к носилкам, и больной впился глазами в обезображенный труп. Когда он затем поднял голову, лицо его выражало ужас и недоумение.

— Это ваша дочь? — спросил председатель.

Больной отрицательно покачал головою.

— Он не признал в трупе графини Лоры, — возвестил председатель.

— И вы хотите основываться на показании этого калеки? — насмешливо произнес Батьяни. — Неужели его свидетельство может что-нибудь значить? Он одною ногою стоит уже в гробу, и мозг его работает далеко не нормально. Я требую, чтобы процесс был решен в мою пользу. Кто вам сказал, что эта развалина вообще может узнать свою дочь? Я требую тогда, чтобы он подтвердил устно, что это не Лора.