В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том второй

— Я знаю, друг мой, что ты не бросаешь слова на ветер, — ответил Лейхтвейс. — А теперь очередь за вами, молодые мои друзья. Кто из вас хочет оказать услугу, которая, в случае неудачи, может привести к гибели?

— Позволь мне, — поспешно сказал Бруно.

— Нет, мне, — произнес Отто.

Лейхтвейс с гордостью взглянул на своих юных товарищей.

— Люди говорят, — сказал он, — что нет человека беднее разбойника Лейхтвейса. Как я неизмеримо богат и счастлив, что могу похвалиться такими друзьями, которые готовы умереть, пойти в огонь и в воду за меня. Как мне благодарить Бога за то, что Он даровал мне самые ценные сокровища: любовь благородной женщины и дружбу хороших людей. Слушайте же, милые мои, в чем дело: сегодня утром я показывал вам то большое, мрачное здание, расположенное в конце города, там, где река Влтава вступает в пределы Праги. Это здание — пороховые погреба. В настоящее время там, как я узнал из достоверных источников, лежит около трех тысяч пудов пороха. Достаточно одной искры, чтобы вызвать взрыв с самыми ужасными последствиями.

— Мало того, — воскликнул Зигрист, — вся Прага будет разрушена, если взорвать пороховые погреба. Боже упаси нас и город от такого несчастья! Оно будет стоить жизни тысячам народа.

— А я именно и хочу вызвать эту катастрофу, — ответил Лейхтвейс, глаза которого загорелись мрачным огнем. — Да, друзья мои, вы ужасаетесь. Вы знаете, что я отхожу в сторону, чтобы не раздавить жука, ползущего по моей дороге, и сами не раз видели, как я поднимал с земли выпавшего из гнезда птенца, чтобы положить его обратно. Но завтра я совершу преступление единственное в своем роде. Завтра я похороню весь город, я взорву пороховые погреба, я сразу подожгу всю крепость, я погублю гордую, золотую Прагу, которая падет от мести разбойника Лейхтвейса.

Разбойники молчали.

— Друзья мои, — продолжал Лейхтвейс, — мое решение непоколебимо. Я хочу погубить этот город и поэтому взорву три тысячи пудов пороха. Море огня зальет золотую Прагу, и все воды реки Влтавы не будут в состоянии потушить этот пожар. Слишком жестоко согрешили граждане этого города передо мной и моей женой. Слишком велика была ненависть, с которой они нас преследовали. Я должен совершить страшный суд, чтобы имя разбойника Лейхтвейса запечатлелось огненными буквами на скрижалях истории Праги.

Вдруг Лора и Елизавета опустились перед Лейхтвейсом на колени.

— Ненаглядный мой Гейнц, — воскликнула Лора, — укроти свою жажду мести! Прости несчастных! Когда они бросали нас в реку, они не ведали, что творили. Они были обмануты клевретами графа Батьяни, совратившими их души и сердца. Ты покроешь свое имя позором. Ты уподобишься Герострату, который разрушил храм Дианы Эфесской только для того, чтобы увековечить свое имя в истории. Умоляю тебя! Прояви истинное величие и откажись от такой жестокой мести.

— Я присоединяю свою мольбу к просьбе Лоры, — проговорила Елизавета. — Подумай сам, какое ужасное несчастие ты хочешь вызвать. Если взорвутся пороховые погреба, если будут разрушены целые кварталы, то погибнет множество стариков, женщин и детей, которые ничем не провинились перед тобой. Лейхтвейс, подумай, что этим ты сам себя унизишь.

Лейхтвейс стоял, скрестив руки на груди; он пытливо смотрел то на Лору и Елизавету, то на своих товарищей, как бы желая угадать их мысли.

— Что вы скажете на это, друзья мои? — обратился он к Рорбеку и Зигристу. — Уступить ли просьбам Лоры и Елизаветы, или исполнить раз принятое решение, хотя бы оно даже противоречило моим лучшим чувствам?

— Если ты намерен отомстить городу, — ответил Зигрист, — то я присоединяюсь к тебе. Влиятельные лица имели возможность остановить безумную чернь и предупредить злодеяние, совершенное над тобой и твоей женой. Они этого не сделали. А если так, то пусть праведники страдают вместе с грешниками. Я вполне присоединяюсь к твоему решению.

— И я тоже! — воскликнул Рорбек. — Правда, жаль мне невинных жертв, но нельзя безнаказанно оскорблять нашего атамана.

Бруно выступил вперед.

— Я прошу тебя, Лейхтвейс — произнес он, — поручи мне взорвать пороховые погреба. Ты знаешь, мне жизнь не дорога, я продолжаю жить только потому, что враг самоубийства, считая его величайшей трусостью. У меня злой рок отнял все. С утратой Гунды померкло солнце моей жизни. Поэтому я имею больше всех право оказать тебе услугу, которая несомненно будет стоить мне жизни.

Лейхтвейс положил руку на плечо Бруно и торжественно произнес:

— Ты будешь орудием моей мести. Завтра ночью, ровно в час, не раньше, не позже, пороховые погреба Праги должны взлететь на воздух. Для этого тебе придется проникнуть внутрь башни над погребами. Я объясню тебе, каким образом туда попасть: башня задней стеной выходит на берег реки, там перед дверью стоит часовой. С той стороны охрана невелика, так как никто не думает, что именно со стороны реки будет произведена попытка проникнуть в башню. Вы, Бруно и Отто, возьмете завтра лодку и спуститесь вниз по течению. Когда вы доедете до указанного мною места, часовой окликнет вас. Вместо ответа вы оба возможно быстрее выскочите из лодки и расправитесь с ним, прежде чем он успеет пустить в ход оружие. Вы не должны дать ему возможности выстрелить, иначе поднимется на ноги весь караул, и тогда все погибло. Если будет возможность, пощадите жизнь ни в чем не повинного часового. Отто пусть перетащит его в лодку и уплывет с ним по течению, подальше от порохового погреба. А ты, Бруно, взломай дверь и войди внутрь. Там ты скоро найдешь помещение, в котором сложено много бочек с порохом. Все остальное ты сам знаешь: в одну из бочек вложи горящий фитиль с тем расчетом, чтобы взрыв произошел только через несколько минут, а сам постарайся выбежать наружу. Пустись вплавь по реке вниз по течению, где тебя будет ожидать Отто с лодкой.

Бруно крепко пожал руку Лейхтвейса.

— Благодарю тебя, — произнес он, — за твое ко мне доверие. Будь уверен, что завтра ночью, ровно в час, пороховые погреба будут взорваны. Если я не успею добежать до реки и спастись — сохраните обо мне добрую память и молитесь за мою грешную душу.

— Друзья мои, — сказал Лейхтвейс, — теперь пора нам и отдохнуть. В этом доме мы спокойно можем переночевать; никто не подозревает, что мы здесь. Погасите свет и усните, друзья мои. Завтра настанет великий день, который останется памятным мне на всю жизнь. Это день мщения! Наконец-то окончится долгая, упорная борьба, которую я веду с моим смертельным врагом, Батьяни. Молитесь, друзья мои, и просите Господа, чтобы Он благословил нас и даровал нам победу.

Вскоре в маленьком доме на берегу реки Влтавы воцарилась тишина. Все были сильно утомлены и потому скоро уснули. Один только Лейхтвейс не спал. С озабоченным лицом сидел он в глубокой задумчивости. Волнение его все еще не улеглось, и сердце учащенно билось при мысли о мщении смертельному врагу.