Уилбур Смит - Леопард охотится в темноте

И вдруг он резко остановился. Что-то на границе поля зрения привлекло его внимание, что-то блестевшее, как металл, в косых лучах утреннего солнца. Он попятился назад. Его примеру последовало все стадо.

Слон долго смотрел на блестящий предмет и постепенно успокоился. Не было никакого движения, кроме дуновения ветерка, ничто не нарушало тишину, кроме убаюкивающего пения беззаботных птиц и жужжания насекомых. Но старый самец стоял и ждал, пока свет не осветил другие металлические предметы прямо впереди. Он переступил с ноги на ногу и что-то нерешительно проворчал.

Встревожили старого cлона маленькие прямоугольные таблички из оцинкованного металла. Они были установлены на металлические столбики, вбитые в землю так давно, что запах человека давно исчез. На каждую табличку была нанесена лаконичная надпись, давно выцветшая на солнце, превратившаяся из ярко-красной в бледно-розовую. Над надписью «ОПАСНОСТЬ. МИННОЕ ПОЛЕ» был нарисован череп со скрещенными костями.

Мины были установлены много лет назад силами безопасности белого правительства Родезии, теперь уже прекратившего существование, в качестве санитарного кордона по берегу Замбези, чтобы предотвратить проникновение партизан ЗИПРА и ЗАНУ с территории Замбии. Миллионы противопехотных мин и более мощных мин «клей-мор» образовали поле настолько протяженное и широкое, что разминировать его было практически невозможно. Стоимость работ была бы непомерно высокой для нового правительства страны, уже испытывавшего серьезные экономические трудности.

Старый слон стоял и ждал. Вдруг воздух наполнился оглушающим грохотом и свистом ураганного ветра. Звук пришел снова с юга, и вожак отвернулся от минного поля.

Над макушками деревьев летело уродливое существо, подвешенное к свистящему серебристому диску. Заполнив воздух шумом, оно пролетело над стадом так низко, что нисходящие потоки воздуха от винта закачали ветви на макушках деревьев и подняли тучи красной пыли с поверхности земли.

Испугавшись этой новой угрозы, вожак развернулся и побежал за линию металлических таблиц, и охваченное ужасом стадо устремилось за ним на минное поле.

Он успел пробежать метров пятьдесят, прежде чем под ним взорвалась первая мина. Она взорвалась под толстой кожистой подушкой его правой задней ноги и отрубила половину ее словно топором. Ошметки красного мяса свисали с ноги, в глубине раны была видна белая кость, но слон бежал вперед на трех ногах. Следующая мина взорвалась под правой передней ногой, превратив ее до первого сустава в кровавый фарш. Слон завизжал от боли и опустился на землю, а вокруг него взрывалось на минах стадо.

Сначала взрывы раздавались достаточно редко, но скоро грохот стал напоминать прерывистую дробь обезумевшего барабанщика. Иногда одновременно взрывались четыре или пять мин, грохот сотрясал холмы и отзывался сотнями эх.

И аккомпанировал этому грохоту, как струнные инструменты адского оркестра, свист винтов вертолета, взмывавшего вверх и падавшего вниз на границе минного поля и загонявшего стадо слонов, как пастушья собака. Он то загонял обратно на поле повернувшую назад группу животных, то преследовал молодого самца, чудом пересекшего поле и выбравшегося на берег, заставляя его повернуть назад, преследуя его, пока мина не оторвала ему ногу.

Теперь грохот взрывов напоминал канонаду, и каждый взрыв поднимал в воздух облако красной пыли, скрывавшей весь этот ужас. Пыль кружилась и взлетала до макушек деревьев, превращая охваченных паникой животных в темные привидения, озаряемые вспышками взрывов.

Старая самка, у которой оторвало четыре ноги, лежала на боку и пыталась встать, опираясь о землю головой. Другая слониха ползла на животе, закрывая хоботом крошечного детеныша, пока под ней не взорвалась мина «клеймор», разорвав грудную клетку, как бочку, и, одновременно оторвав задние ноги у детеныша.

Другие детеныши, лишившись матерей, бегали, прижав в ужасе уши, пока взрывы не превращали их в груды мяса и костей.

Кошмар продолжался долго, потом взрывы стали более редкими и стихли совсем. Вертолет приземлился за линией предупредительных табличек. Шум двигателя стих, винт остановился. Тишину нарушал только крик умирающих животных, лежавших на выжженной земле под осыпанными пылью деревьями. Открылась дверь вертолета, и на землю легко спрыгнул мужчина.

Он был чернокожим, одетым в выцветшую джинсовую куртку, от которой были аккуратно отпороты рукава, и обтягивающие вареные джинсы. Во время родезийской войны джинсы являлись неофициальной формой партизан. Он был обут в модные ковбойские сапоги, на лоб были подняты очки «полароид» в золотой оправе. Эти очки и несколько шариковых ручек в нагрудном кармане куртки являлись отличительным признаком ветерана партизанского движения. Под мышкой он держал автомат АК-47. Мужчина подошел к краю минного поля и несколько минут безразлично наблюдал за бойней. Потом он вернулся к вертолету.

Пилот услужливо повернулся к нему, не снимая наушников с модно подстриженной головы, но офицера больше интересовал фюзеляж машины.

Эмблема и номер были аккуратно заклеены маскировочной лентой и закрашены черной эмалью из аэрозольного баллона. В одном месте пленка отклеилась, и была видна часть номера. Офицер прижал ее ладонью, быстро осмотрел и удалился в тень ближайшего мопани.

Он прислонил автомат к стволу, расстелил носовой платок, чтобы не запачкать джинсы, и сел, прислонившись спиной к грубой коре. Он прикурил от золотой зажигалки «данхилл», глубоко затянулся и выдохнул дым сквозь полные темные губы.

Потом он задумчиво улыбнулся, подсчитав, сколько людей, времени и патронов потребовалось бы для того, чтобы убить триста слонов обычным способом.

«Товарищ комиссар также хитер, как и в старые времена партизанской войны. Кто, кроме него, мог додуматься до такого?» — Он восхищенно покачал головой.

Докурив сигарету, он по привычке растер окурок пальцами и закрыл глаза.

Ужасные стоны, доносившиеся с минного поля, не помешали ему заснуть. Разбудили его голоса людей. Мгновенно проснувшись, он встал и взглянул на солнце. Был почти полдень.

Он подошел к вертолету и разбудил пилота.

— Они подходят.

Он снял громкоговоритель с кронштейна на переборке и подождал, пока первые люди выйдут из леса.

— Бабуины! — пробормотал он с едва скрываемым отвращением образованного человека к крестьянину или одного африканца к представителю другого племени.

Они шли гуськом по звериной тропе. Их было двести или триста, одетых в звериные шкуры или западные обноски. Мужчины шли впереди, женщины — сзади. Многие женщины были с обнаженной грудью, некоторые — молодые, с вызывающе поднятыми головами и нахально покачивающимися круглыми ягодицами под крошечными юбками из хвостов. Презрение офицера сменилось благосклонностью. Он подумал, что, может быть, найдет минутку для одной из них, и быстро сунул руку в карман. Они выстроились на краю минного поля, возбужденно крича, хихикая и показывая на тела огромных животных.