Уилбур Смит - Время умирать

Они молча стояли рядом друг с другом, держались за руки и задумчиво изучали кровать. Клодия нарушила молчание:

— Ты думаешь о том же, о чем и я?

— До ужина или после? — спросил Шон.

— И до, и после, — ответила она и повела его за руку к кровати.

Они мучительно медленно и осторожно раздели друг друга, растягивая удовольствие познания своих тел.

Несмотря на то, что они уже стали любовниками, Шон только один раз мельком видел тело Клодии, а она вообще никогда не видела его обнаженным. Поэтому сейчас она серьезно и торжественно изучала его без тени улыбки, до тех пор пока Шон не спросил:

— Ну что, я наконец получил знак качества Монтерро?

— Мой дорогой! — выдохнула она так же серьезно, и он перенес ее на кровать.

За окном уже смеркалось, когда у входа вежливо кашлянул Джойфул.

— Сэр и мэм, ужин готов.

Они уселись за деревянный стол при свете парафинового светильника, который принес Джойфул.

— Боже мой! — воскликнула Клодия, когда увидела ужин. — Я и не подозревала, что так проголодалась.

Это была запеканка из голубиного мяса и грибов и гарниры — желтый ямс, приготовленный на пару, лепешки из маниоки и банановые оладьи.

— А это для вас прислал генерал Чайна, — объяснил Джойфул и поставил на заполненный стол несколько жестяных банок с южноафриканским пивом.

— Джойфул, да ты просто волшебник!

Они ели в торжественном молчании, улыбаясь друг другу через стол. Наконец Клодия тихонько простонала:

— Думаю я смогу добраться только до кровати, и не дальше.

— Это меня вполне устраивает, — ответил Шон и потянулся, чтобы взять ее за руку.

Москитная сетка служила им шатром, создавая тайное убежище, своего рода маленький храм любви. Фонарь светил приглушенным желтым светом, окрашивая в мягкие нежные тона лицо Клодии, все изгибы и впадинки ее тела.

Его поразила нежность ее кожи. Она была такой тонкой, что казалась почти прозрачной, как воск. Он провел рукой по плечам, рукам и животу, восхищаясь ощущением.

Она, в свою очередь, провела кончиками пальцев по короткой колючей бороде и прижалась лицом к пружинистым завиткам на его груди.

— Ты такой сильный и волосатый, как дикое животное, — прошептала она. — И опасный. Мне бы следовало испугаться.

— Но ты не боишься?

— Немного боюсь. Это забавно.

Она явно голодала. Из-под бледной кожи проступали ребра, руки были тонкими, как у ребенка, а шрамы на них — следы ее страданий — грозили разорвать его сердце. Даже ее грудь, казалось, уменьшилась, но миниатюрность только подчеркивала изящную форму бюста. Он обхватил одну грудь губами, а она запустила пальцы в густые завитки его шевелюры.

— Это чудесно, — прошептала она. — Но ведь есть и вторая. — Она направила его губы ко второй груди.

В какой-то момент, когда она находилась наверху, Шон взглянул на нее, приподнялся, чтобы погладить нежную кожу на шее и плечах, и сказал: — При этом освещении ты выглядишь, как маленькая девочка.

— Ага, а я тем временем старательно доказываю, что я уже большая девочка, — притворно надулась Клодия, затем наклонилась и поцеловала его.

Они спали, крепко прижавшись друг к другу, их тела переплелись так, что сердца бились друг напротив друга и дыхание смешивалось. Когда они проснулись, то обнаружили, что слились друг с другом еще до пробуждения.

— Он у тебя такой умный, — сонно пробормотала Клодия. — Уже самостоятельно находит дорогу.

— А ты предпочла бы вернуться ко сну?

— Черта с два!

Немного позже она спросила:

— Как ты думаешь, мы можем продолжать это вечно?

— Можно попытаться.

Но наконец через щели в потолке в землянку проникли золотисто-оранжевые щупальца рассвета, и Клодия тихонько вскрикнула:

— Нет. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Хочу, чтобы ты навсегда остался во мне!

Когда Джойфул принес чай, на подносе между кружками лежало приглашение от генерала Чайны отужинать вечером в столовой.

Ужин, который устроил генерал Чайна для Клодии и Шона, трудно было назвать удавшимся, несмотря на непрекращающиеся попытки генерала быть любезным.

Буйволиное мясо, которое подавали, было жестким и невкусным, а пиво сделало присутствующих офицеров шумными и задиристыми. Погода изменилась, было душно и жарко даже после захода солнца. В бункере, служившем столовой, страшно воняло дешевым местным табаком и мужским потом.

Сам генерал Чайна пива не пил. Он сидел во главе стола, игнорируя громкие разговоры подчиненных и их манеры за столом. Напротив, он разыгрывал гостеприимного хозяина перед Клодией, вовлекая ее в разговор, которого она поначалу пыталась избежать.

Клодия так и не успела привыкнуть к застольным обычаям Африки. Она с ужасом наблюдала, как из общей чашки на столе зачерпывали густую маисовую кашу прямо руками, скатывали в комки пальцами и макали в подливку из буйволиного мяса. Жирный соус тек по подбородкам. В процессе поглощения пищи не предпринималось ни малейших попыток закрыть рот и прекратить разговор, так что, когда кто-нибудь смеялся или громко вскрикивал, брызги и частицы еды буквально летали над столом. Несмотря на то, что Клодия была голодна, у нее пропал аппетит, и пришлось сконцентрироваться на рассуждениях генерала Чайны.

— Мы разделили всю страну на три военные зоны, — объяснил он. — Генерал Такавира Док Альвс командует северной частью. Это провинции Ньяса и Кабо Дельгадо. На юге командует генерал Типпу Тип, а я, конечно, возглавляю армию в центральных провинциях Маника и Зофала. Все вместе мы контролируем почти пятьдесят процентов общей территории Мозамбика. Оставшиеся сорок процентов — зона опустошения, где мы вынуждены применять тактику выжженной земли, чтобы не позволить ФРЕЛИМО выращивать там продовольствие или каким-либо образом добывать деньги для финансирования войны против нас.

— Значит, сообщения о творящихся здесь зверствах, которые мы получали в США, — правда? — Чайна все-таки ухитрился заинтересовать Клодию. Это обвинение прозвучало неожиданно резко. — Ваши войска действительно уничтожают мирное население в зонах опустошения?

— Ну что вы, мисс Монтерро, — улыбка Чайны была ледяной. — Тот факт, что мы изгоняли мирное население, неоспорим. Но все зверства, резня и пытки — дело рук исключительно ФРЕЛИМО.

— Но ведь ФРЕЛИМО — практически армия правительства Мозамбика, зачем же им уничтожать собственный народ? — возразила Клодия.

— Согласен с вами, мисс Монтерро, иногда трудно понять дьявольскую природу ума этих марксистов. Правда же в том, что ФРЕЛИМО просто не может управлять. Оно даже не способно предоставить защиту гражданскому населению, которое живет вне городов, не говоря уже об обеспечении медицинской помощью, организацией образования, развитием транспорта и средств коммуникации. Чтобы отвлечь мировую общественность от полного провала своей экономической политики и отсутствия популярности, оно предоставляет международным СМИ прямо-таки римские зрелища массовых убийств и пыток, в которых обвиняет РЕНАМО и ЮАР. Ведь куда проще убивать людей, чем кормить и давать образование. А пропаганда против РЕНАМО для марксиста стоит миллионов жизней.