akchiskosan - Гарри Поттер и Обитель Бессмертия

— Да, ведь представители «Гриффиндора», «Слизерина» и «Хуффульпуффа» уже получили наследство основателей, — продолжала Гермиона.

— И у нас с Грэнжер по этому поводу вышел небольшой спор, — уведомил собрание Малфой, извлекая на свет драгоценную Шляпу. — Можно тебя попросить, Поттер?..

Недоумевая, Гарри покосился на Гермиону, но она лишь пожала плечами, не выражая протеста намерениям Малфоя. Гарри подошел к слизеринецу, который аккуратно расправил Шляпу и перевернул ее.

— Я думаю, даже избранный ученик не может извлечь предмет, принадлежавший когда-то основателю, в любое время, — заявил Драко. — Поттер, при каких обстоятельствах ты вынул оттуда меч Годрика? Я считаю, это возможно не каждый день.

— В общем, да, — согласился Гарри. — Я получил меч в Тайной комнате… убил василиска… И Дамблдор мне потом сказал, что только настоящий гриффиндорец может вытащить меч из Шляпы.

— И все-таки, проверь, сможешь ли ты достать его сейчас, — лениво протянул Малфой.

Не видя причин отказываться от попытки, Гарри сконцентрировался, поместил руку в Шляпу и, хотя очень надеялся, никакого меча там не оказалось. Он повернулся к публике, демонстрируя свою пустую ладонь.

— Вот, я тебе говорил, — с явным превосходством обратился Малфой к Гермионе. — Когда Поттер вытаскивал его, он был на пике всех лучших качеств, требуемых Годриком Гриффиндором. Когда Эббот доставала свою курительницу, то есть курительницу Хельги Хуффульпуфф, она была на взводе из-за противоречия между справедливостью и милосердием, я сам видел. Ну, и я тоже, противоядие досталось мне в необычный момент моей жизни.

Конец собственной реплики заставил Малфоя помрачнеть; он явно не собирался вдаваться в подробности.

Гермиона, уличенная в несостоятельности своих предположений, вовсе не казалась расстроенной.

— Я еще высказывалась, если помнишь, в пользу того, что каждый в определенные моменты, на пике своих способностей, может получить что-либо от Шляпы, — сказала она.

— Глупость, по-моему, — проворчал Малфой, но так тихо, что даже Гарри, стоя рядом, едва расслышал его. Тем более, многие переговаривались вполголоса, не забывая, впрочем, следить за развитием событий.

— Вы считаете, нам стоит тоже попытаться достать что-нибудь из Шляпы? — громко спросил Энтони Гольдштейн.

— Непременно, — с отталкивающей солидностью ответил Малфой.

— Вот только, — вмешалась Гермиона, — мы только что убедились, что нет смысла испытывать удачу просто так. Достойный представитель «Равенкло» может определиться…

— Мы все достойные представители «Равенкло», — оскорбленно отозвался Гольдштейн.

— Да, конечно, — охотно согласилась Гермиона.

— Вот только Шляпа вам сейчас ничего не даст, — заявил Малфой; и вновь на его лице Гарри заметил ревнивое выражение. Явно, слизеринцу не хотелось, чтобы все подряд шарили в Шляпе. — Надо придумать задание, которое заставит равенкловцев напрячь интеллект.

По мнению Малфоя, исходить все же следовало из того, что не любой равенкловец способен получить дар основательницы.

— Я бы предположил, что последовательницей Равенкло будет девушка, — добавил он.

Запланировать конкурс оказалось делом нескольких минут. От Гермионы требовалось разработать задание для претендентов; парни, конечно, тоже собирались принять участие.

— Я бы на твоем месте просто взял ту логическую задачу, которую Снейп выставил для охраны философского камня, — предложил Гарри вечером, видя, как усердно подруга корпит над толстыми книгами. — Если только ты ее помнишь.

Гермиона подняла на него совершенно усталые глаза, преисполненные почему-то сочувствия к нему.

— Нет, — заявила она, — ты не понимаешь! Задание должно быть таким, которое ухватит самую сущность способностей, позволяющих ученику быть равенкловцем! А профессор Снейп — самый настоящий слизеринец, и задание, порожденное его мозгом, необязательно подойдет.

— А ты — гриффиндорка! — напомнил Рон, чем поверг подругу в смятение на некоторое время.

И все же Гермиона считала, что задание Равенкло должно требовать знаний, острого разума было ей недостаточно. Учитывая, что она знала очень много, претендентам можно было только посочувствовать.

А Гарри снова трепетно интересовала карточка, оставленная для него директором. «Профессор Дамблдор увлекается камерной музыкой и игрой в кегли». Менее всего, ломая голову над этой загадкой в начале года, обращал он внимание на кегли, и теперь Гарри абсолютно обескураживала камерная музыка. Глядя на текст, в его сознание нет-нет да и пробивалась кощунственная мысль, что фантом Дамблдора, оставляя ему эту карточку, был малость не в себе.

Гермионе хватило трех дней, чтобы составить задания для «Равенкло», таким образом, она все подготовила к воскресенью.

— Я не уверена, что все это должно происходить публично, — сказала она, и тут же приняла на себя выражения недовольства Парвати и Лаванды. Те не собирались пропускать интересное зрелище.

— Давайте спросим у самих равенкловцев, — предложил Рон.

Возможно, в глубинах своих душ те и возражали, однако внешне выразили солидарность с Парвати и Лавандой. Энтони Гольдштейн уверил Гермиону, что поговорил со всеми товарищами, состоящими в Д.А., и они согласились на наличие зрителей.

— Нам совершенно нечего стыдиться, так что пусть смотрят, — сказал он.

Это собрание потребовало ото всех участников значительных предосторожностей. Вне всяких сомнений, Амбридж что-то подозревала. Она шныряла по замку, как гоблин в поисках золота, а вместе с ней, но отдельно — Филч и даже миссис Норрис. Отсутствие уроков только подогревало ее азарт, и любое собрание тотчас объявлялось подозрительным. Семикрусники нарочно собирались в группы, и в каждую она обязательно совала свой нос.

— Может, не сегодня? — предложила Гермиона. Гарри понимал, чего ей стоило уступить благоразумию; на ее месте ему бы очень хотелось поглядеть на результат трудов своих.

Время шло; миновал обед. Люди все больше нервничали, и, выслушивая псевдодружелюбные вопросы Амбридж, все чаще огрызались.

— Надо что-то придумать, иначе вместо волшебства Равенкло мы все получим взыскания, — шепотом произнес Макмиллан.

— А может, после отбоя? — предложил кто-то.

Но Гермиона заявила, что после отбоя они рискуют еще больше.

— Она может пройтись по спальням, — предупредила она.

Амбридж тем временем мелкими шажками приближалась к группе слизеринцев, стоявшей поодаль. Вот она подошла к ним, отнюдь не так неожиданно, как рассчитывала. До Гарри донесся ее звонкий голосок и, хотя слов он не разобрал, судя по тому, как вытянулись лица слизеринцев, им это вряд ли понравилось. Несколько минут они вынуждены были терпеть ее общество. Наконец, Амбридж, должно быть, решила, что воспитательный долг исполнен, и засеменила прочь.