Сборник - Меридіани (На украинском и русском языках)

Гулбис посмотрел на фотографии и брезгливо отодвинул их в сторону. Лица с застывшим выражением, они казались ему нереальными, но вместе с тем зловещими тенями, порожденными хаосом и мраком войны

Когда жена Коврова вернулась в Ригу, Гулбис и Раскатов пришли к ней. Они пытались выяснить у нее круг знакомых Коврова. Подавленная горем, Раиса Михайловна ничего определенного сказать не могла.

К Коврову приходило немало разных людей.

— Приходили и студенты из университета, и члены литобъединения при Доме писателей, и художники, — сказала она. — К сожалению, я, пожалуй, не смогу назвать ни одной фамилии: муж меня с ними не знакомил. По-видимому, они не были его друзьями, и его отношения к ним носили деловой характер. Чаще всех остальных у него бывал скрипач Алексей Стус. Но это его давний друг.

— Что вы можете сказать о нем? — спросил Гулбис.

— Муж знаком с ним еще со времен войны. Мне кажется, относился к нему с особой симпатией, поскольку, кроме всего прочего, Стус прекрасный музыкант, интересная личность. Как он был подавлен известием о смерти Толи!

— Он был у вас? — поинтересовался Гулбис.

— Забежал недавно на минутку к Толе, ничего еще не зная. Вот меня водой поил, когда мне стало плохо. — Раиса Михайловна указала на стакан.

— Разрешите мне забрать стакан? — попросил Гулбис,

— Право, зачем его подозревать? Я не допускаю мысли…, Впрочем, я вас понимаю, Эгон Карлович. Но вы должны его знать, он воевал с Толей. Правда, на фотографиях того времени его нет. А вы есть.

Казалось, что Гулбис слушает ее рассеянно, а между тем он напряженно думал. Он вынул из кармана фотокарточку.

— Скажите, кого вы из этих знаете?

— Да вот только Старкова. Он у нас недавно был. Директор дома отдыха в Майори, Приглашал нас к себе.

— Так… — протянул Гулбис; думая о чем-то своем.

— Мне почему-то кажется, что у вас есть подозрение, будто это не несчастный случай? — робко спросила Коврова.

— Сейчас ничего определенного сказать не могу. Следствие покажет. Если понадобится, мне звоните домой по этому телефону. — Он написал номер и дружески пожал руку Ковровой.

Сев в машину, он сказал Раскатову.

— Самое главное уже сделано: документы о группе “Черного беркута” найдены. Кто мог предположить, что они спрятаны в Риге! Когда на допросе об этом заявил Эберт, я не поверил. Считал, что эти важные документы были вывезены при отступлении или, в крайнем случае, уничтожены. Позднее, когда я уже работал в Риге, мне стали известны некоторые подробности. Один из подпольщиков в начале сорок четвертого года проник в гестапо и стал выполнять поручения нашей подпольной организации. В августе ему удалось раздобыть копии списков группы, переснять фотографии. Связной, которому он передал документы, был схвачен, но документов при нем не оказалось. Связной был до оккупации студентом Рижской академии художеств. Узнав эти подробности, я связал их с рассказом Эберта и понял, что Эберт говорил правду. Но где надо было искать тайник с картинами и документами — никто не знал. На этот счет не было даже никаких предположений, потому что след был утерян. Имя же художника Саулитса в связи с этим вопросом до сих пор никем не упоминалось.

В этот же день майор Чалов с одним из оперативных работников поехал на квартиру скрипача Алексея Стуса.

Дверь открыл сам хозяин. По его костюму было видно, что он или только что вернулся домой, или собрался уходить.

— Мы из милиции. — сказал Чалов.

— Прошу, — Стус провел посетителей в гостиную.

— Мы пришли по делу Коврова. Вы его друг, Что вы думаете о случившемся? Вы, вероятно, размышляли об этом? Возможно, это не несчастный случай? Как вам кажется?

— Какая трагедия! — медленно отозвался он, — Да, я все время сегодня думал об этом. Это хорошо, что вы пришли. Я собирался сам идти в милицию.

— Вам что-нибудь известно?

— Да как вам сказать… Я не уверен… Но может быть… — Стус развел руками. — Простите, я как-то не соберусь с мыслями. В общем, так. В пятницу, в день смерти Коврова я приехал к нему около одиннадцати утра. Он только что вернулся из Калининграда, мы выпили…

— Простите, что вы пили? Вино? Водку? — спросил Чалов.

— Мускат. Я спешил на репетицию. Но Ковров взял с меня слово, что я приеду к нему в пять часов. У него будет очень интересный человек, художник. Я, конечно, пообещал, что приеду. Выступления у меня в тот день не было. Семья моя отдыхает в Одессе. Почему не провести вечер у друга? Без двадцати пять я сел в троллейбус и поехал к Коврову. В пять был у его двери. Но никого не застал, Спросил у дворника, давно ли ушел Ковров. Тот не знал. Я снова поднялся, позвонил — снова безрезультатно. Я ждал несколько дней, что Ковров позвонит мне и все объяснит. Но он не звонил, Я не выдержал и поехал сегодня сам. То, что я узнал у его жены… — На лице Стуса отразилось страдание, — Я полагаю, что сказанное мной, может быть, хоть в какой-то мере поможет расследованию.

— Вы считаете, что визит этого художника и смерть Коврова как-то связаны между собой?

— Я ничего не считаю, но подумал и это, — смутился Стус. — Приглашая меня к себе, Ковров сказал: “Три человека — это уже компания и, если возникнут принципиальные разногласия в споре, кто-нибудь останется и меньшинстве”. Вот я и думаю, не слишком ли далеко зашел этот спор?

— Скажите, товарищ Стус, фамилию художника Ковров не называл?

— Нет. Он только сказал, что это очень интересный человек.

На прощание Чалов попросил:

— Если припомните что-нибудь заслуживающее внимания, не откажите в любезности поделиться с нами своими соображениями. Держите со мной связь через жену Коврова, мне еще долго придется ее беспокоить, поэтому я дал ей свои координаты. Будьте здоровы. Спасибо за сообщение. Оно очень важно.

Еще на лестничной площадке Астра услышала грустный голос Мирты. Сестра пела песнь Сольвейг. Астра потихоньку вошла и остановилась в передней, прислонившись к дверному косяку. Мирта стремительно обернулась к ней.

— У меня новость! Наши студенты завтра будут выступать в Доме офицеров.

— Ты тоже будешь петь?

— А как же! — воскликнула Мирта.

— Значит, уже готовишься к концерту.

— Нет, это я просто так. На концерте мне предстоит петь серенаду Шуберта. Буду выступать с Алексеем Стусом. Ну вот, я так и знала, что это имя тебе ровным счетом ничего не говорит.

— Нет, почему же! Стуса я знаю как первоклассного скрипача. Мы же бывали на его концертах.

Мирта так оживленно рассказывала, что ее чуть бледные щеки покрылись румянцем, большие голубые глаза пылали от воодушевления. Астра впервые заметила, что сестра с возрастом становится все красивее.

…Люди начали собираться задолго до начала концерта. В основном это были офицеры.