Елена Волкова - Замок

— Значит, мне некуда идти? И у меня нет ни документов, ни денег, ни наследства? Я бесследно пропала много лет назад, да? И я уже не баронесса…

— Скорее всего это, к сожалению, правда. Так же, как я давно уже не граф, не наследник рода и, собственно говоря, не владелец Кронверка. Потерявшийся во времени вампир…

Доминика посмотрела на него:

— Мне кажется, Вы ошибаетесь. Вы не вампир.

И, отвечая на его удивленный взгляд, пояснила:

— У Вас руки не холодные. И от Вас не пахнет плесенью. Ведь у вампиров холодные руки и от них пахнет плесенью и подвальной сыростью, так? От Вас же пахнет просто пылью и старой тканью, уж извините.

Ксавьер Людовиг не сразу нашелся, что ответить:

— Сударыня, я ценю Ваш порыв и Ваше стремление ободрить меня, но, право же, Вы ошибаетесь. Я безошибочно чувствую, человек рядом или вампир, я боюсь света, не умираю веками. Наконец, я испытываю жажду крови, и у меня вырастают клыки, и я превращаюсь в летучую мышь.

— Да? И когда же все это случалось с Вами в последний раз? Прошло время! Вы теряете, если еще не потеряли полностью, качества вампира и восстанавливаете качества человека. Поэтому, мне кажется, Вам следует беречься как серебряных, так и свинцовых зарядов. На всякий случай, — она вздохнула. — Может быть, Вы и не человек. Но и не вампир.

Возникла неловкая напряженность. Было нужно что-нибудь сказать или сделать, и Доминика спросила:

— Вы можете рассказать, что произошло с Вами на самом деле?

Абигайль и Фредерик очнулись почти одновременно в объятиях друг друга на земляном полу какого-то подвала. Они посмотрели один на другого, не решаясь высказать вслух свои мысли.

"Все кончилось? — подумал молодой человек. — Мы всех их победили? Тогда почему у этой красивой женщины такое заплаканное лицо? Я ранен? Но ведь не убит же! Наверное, я потерял сознание, а она подумала, что я умер. Надо ее утешить. А также узнать ее имя".

"Лучше бы он умер! — тосковала заплаканная красавица, чувствуя, как глаза ее вновь наполняются слезами. — Да, так было бы лучше! Для него же! Он попал бы в рай! А теперь? Лучше бы ему умереть! Нет, что это я говорю? Не лучше! Ах, что же теперь делать? Граф говорил, что от этого можно избавиться… За что нам эти муки?!."

— Почему Вы плачете? — спросил Фредерик тихо. — Словно оплакиваете меня. А между тем, я жив.

Абигайль всхлипнула и закрыла лицо руками:

— Нет, мой друг, Вы не живы… То есть да, но… нет. Теперь я понимаю, как это бывает. Я помню, какие испытывала чувства тогда, когда очнулась после обморока. Я чувствовала Вас и ту женщину, что так очаровала графа, не понимаю чем, разве она так уж красива?.. Не могу объяснить, что это за ощущение, но тогда Вы были живым человеком, и только угрозы графа удерживали меня от того, чтобы не впиться в шею Вам или ей, даже не спасение моей бессмертной души, а теперь… Увы, Вам не повезло. Тогда в той драке были убиты не все вампиры. Я не смогла уберечь Вас…

По мере того, как Абигайль говорила, слезы ее высыхали, а горе, еще так недавно казавшееся неутешным, постепенно вытеснялось другой мыслью: "Теперь мы вместе". Она только боялась реакции молодого человека на свое новое состояние, и поэтому его спокойствие удивило ее.

— Что Вы хотите сказать? — спросил он. — Что я стал вампиром? Ну и что?

Абигайль убрала руки от лица, забыв о покрасневших глазах:

— Вас это не пугает?

Фредерик сел на полу и улыбнулся:

— Пугаться следовало раньше. А теперь пугаться поздно. Да и бессмысленно. Теперь следует подумать, что делать, чтобы избавиться от этого. А для начала давайте-ка выберемся отсюда.

— А потом?

— Потом надо будет найти графа и обсудить наше положение.

Они долго шли темными коридорами по крутым лестницам с выщербленными и вытертыми ступенями, иногда с непривычки натыкаясь на углы неожиданных поворотов, и наконец, едва справившись вдвоем с тяжелой отсыревшей дверью, с трудом повернувшейся в давно не работавших петлях, оказались в другом коридоре, не менее темном, но гораздо более широком. К тому же теперь уже не только не пахло затхлой сыростью подвала, но наоборот: было сухо, намного теплее, и доносились запахи летней ночи. Вскоре они оказались во дворе замка. Под ногами путалась высокая трава, над головой блестели на темно-синем небе звезды. На западе догорал закат. Откуда-то из-за стен доносились звуки, похожие на шум ярмарки и деревенского праздника.

Они вышли из ворот, обогнули башню и замерли, потрясенные панорамой улиц, раскинувшихся впереди и внизу и залитых яркими цветными огнями.

— Как красиво! — выдохнула Абигайль.

— Да, красиво, — растерянно согласился с нею Фредерик.

Он думал о другом. Яркий свет ослепил его лишь на миг, и он быстро разглядел новые широкие улицы, высокие дома с гладкими стенами и ярко освещенными окнами и подумал, что никакие газовые или керосиновые лампы не в состоянии давать такой сильный свет.

— Знаете что, сударыня, — сказал он, — это зрелище заставило меня вспомнить слова графа о том, как полтора века промелькнули для него подобно нескольким минутам…

Абигайль засмеялась — ее мысли неслись уже, подобно урагану, и совсем в другом направлении:

— Полтора века? Это действительно невероятно! По крайней мере, я не очень постарела?

— Нет, Вы совершенно не изменились, но…

— Никаких "но"! — воскликнула она и повернула к нему свое лицо с расширенными и сверкающими глазами. — Летим туда! Что может нам помешать? Там праздник! Разве Вы не видите?

— Сударыня, — попытался образумить ее Фредерик. — Мы должны избегать встреч с людьми. Как Вы знаете, это необходимо для их и нашей безопасности. Кроме того…

— Прошу Вас! — она взяла его за руку и прижалась к нему, и он почувствовал, что запах ее духов еще не улетучился. — Ненадолго! Только посмотрим — и сразу обратно! Мы никого не тронем. Обещаю Вам, что никого не трону! Ну же! Всего на несколько минут! Если Вы откажетесь, я полечу одна!

Красивая упрямая женщина почти всегда сумеет уговорить мужчину, которому она нравится.

— Но с одним условием: ни один человек не должен пострадать! В противном случае, несмотря на Вашу красоту и мое к Вам расположение, клянусь, я убью Вас!

Но его реплика осталась без ответа: вместо кокетливой молодой дамы рядом с ним в воздухе парила летучая мышь. Фредерик вздохнул и покачал головой — Абигайль была мила, но неуправляема. Он принял облик летучей мыши, и они полетели к городу. "По крайней мере, — думал он, — будучи рядом с ней, я смогу контролировать ее. Надеюсь, что смогу…"

Они приземлились в узкой боковой улочке в стороне от центра, чтобы не быть замеченными. Было тихо и безлюдно. Большинство окон были закрыты, и лишь в немногих сквозь щелки жалюзи пробивался свет — желтый или голубоватый. Но Абигайль не смотрела на окна. Она разглядывала то, что сначала им обоим показалось непохожим ни на что. Затем они узнали в неподвижных коробах странной формы те самодвижущиеся кареты, что они разглядели, пролетая над улицами, — низкие и вряд ли удобные для сидящих внутри пассажиров. Фонари у этих крытых экипажей располагались прямо над колесами и освещали путь далеко впереди.