Леонид Платов - Искатель. 1965. Выпуск №6

Над бухтой прошло десятка два наших «ястребков». Где-то на подходах к базе глухо забили зенитки. Потом замолчали.

Вскоре дали отбой.

Вражеских самолетов мы так и не увидели.

Было около двух часов дня, когда на пирсе появился матрос-коротышка. Сначала я подумал, что юнга какой-нибудь забрел не на свой причал. Коротышка остановился у соседнего с нами катера, спросил что-то. Направился к нашему. Я заранее заступил ему дорогу на трапе. И только он стал на мат перед сходней, я громко засвистел в дудку, вызывая дежурного.

Коротышка посмотрел на меня с интересом.

— Юнга? — спросил он. Посмотрел на меня вприщур.

— Костя!

— Да ты стой. А то от дежурного нагорит, — он, наверное, заметил, что я был готов броситься к нему. — Точно, Костя.

Я засвистел в дудку что было мочи.

Дежурный прибежал во весь дух. Я слышал, как он зло топал подковами позади меня. Он собирался дать разнос за такой шум, определенно. Но, подскочив ко мне, он увидел коротышку у трапа, всплеснул руками, хлопнул себя по ляжкам:

— Костя!

— Разрешите взойти на корабль, товарищ дежурный.

— Да заходи ты! Чего встал?

— Вахтенный, — Костя кивнул на меня с улыбкой.

— Порядочек…

Костя подмигнул мне, а я ему. Он взошел по трапу, козырнул флагу. Дежурный обнял его за плечи, и они пошли к кубрику. Я только вздохнул. Вот и с Костей поговорить не придется. Кто знает, сколько он пробудет на корабле!

А Костя-то, оказывается, коротышка. Вот не думал! Ведь тогда я его и рассмотреть как следует не успел. Странно, что он такой маленький. Я вспомнил свое письмо, которое придумал для него в Майами. Я вспомнил все, что думал о нем. И он даже перестал казаться таким уж маленьким. Он был в тысячах миль, но я постоянно помнил о нем, о радисте, которого я сменил на катере, помнил, что Костя был ранен в левое плечо, помнил его спор с боцманом и то, что они с боцманом друзья.

Теперь, как никогда, захотелось поговорить с Костей о своих несчастьях, пожаловаться, что меня — ни за что ведь! — собираются списывать на другой корабль, а то и совсем на берег. Костя должен меня понять.

Даже стоя на корме у трапа, я слышал доносившиеся из кубрика веселые голоса, смех. Заводили патефон. Опять пел Собинов. Потом пластинку, которой не слышал никогда, Наверное, Андрей заводил только по самым большим праздникам. Шаляпин исполнял «Дубинушку».

Очень уж мне хотелось быть вместе со всеми в кубрике.

Настроение мое совсем упало.

Забыли, что ли, про меня?

Время тянулось так медленно!

Вахта показалась мне бесконечной.

А главное — Костя мог уйти в любую минуту, и я так и не поговорю с ним.

Я видел и не видел то, что было вокруг, а стоило подумать, как приедет из штаба командир, вызовет к себе и скажет. Я представить себе не мог, что со мной будет, если меня спишут. Просто не мог! Просто у меня тряслись поджилки, и все.

Я сдал вахту и собрался опрометью кинуться к носовому кубрику. И увидел на пирсе командира. Он шел ровным широким шагом, ветер настойчиво отбрасывал полу его шинели. Я только тогда и понял — идет крепкий ветер. Такой, что даже слезу вышибает.

Ждать больше не хватало сил. Я решил обратиться к командиру и спросить сразу обо всем.

Он подошел к трапу, тщательно вытер ноги о мат, мягким пружинящим шагом взошел на корабль, отсалютовал флагу.

— Товарищ капитан-лейтенант! Разрешите обратиться!

Мне показалось, что он рассеянно скользнул по мне взглядом.

— Зайдите ко мне через десять минут.

Это было сказано словно на ходу. Он не задержался ни на секунду.

Напросился, юнга Савенков! Что ж, по крайней мере все станет на свои места. Вот и все…

В кубрик я не пошел, остался на палубе ждать, когда пройдут эти длиннющие десять минут. О чем я только не передумал за это время! И о том, как слышал спросонья шум сосен еще там, в школе юнг, которую мы построили своими руками; о том, как заблудились зимой; и как хотели бежать на фронт на шлюпке и вернулись; о Наташе Авраамовой; и о первом дне, когда я пришел на катер; о потопленной «Джесси Смит», о Майами и штормах в океане…

Мне показалось, что я войду в каюту командира и закричу что есть мочи: «Я — моряк!» Так и закричу: «Я — моряк! Я не могу без моря! Возьмите тогда мою жизнь!» И что — заплачу? Глупо!

Я спросил у вахтенного, который час. Прошло, наконец, семь минут. Решил идти не торопясь к каюте командира, хотя и идти-то туда ровно восемнадцать шагов. У двери в каюту терпеливо досчитал до семидесяти. Почему до семидесяти? Выдержки не хватило.

Постучал. Услышал ответ. Вошел.

Командир сидел за столом, просматривал бумаги.

В ответ на уставное обращение командир сказал:

— Слушаю вас, матрос Савенков!

Я вытянулся, как только мог, и затаил дыхание. Ослышался? Нет. Он совершенно четко проговорил: «Слушаю вас, матрос Савенков!» Так это и было сказано.

Наверное, у меня был очень глупый вид.

Командир поднялся из-за стола, подошел ко мне и повторил негромко:

— Я слушаю вас, матрос Савенков.

Спрашивать было уже не о чем. Я оставался на катере!.. Это точно. Совершенно точно. Кто бы стал присваивать звание матроса юнге, которого списывают с корабля? Я уже представил себе, что мчусь во весь опор к баталеру — спрашивать новые погоны, настоящие ленточки на бескозырку, такие длиннющие, что только до пояса не достают.

— Все ясно, товарищ капитан-лейтенант! Разрешите спросить?

— Слушаю.

— Увольнение на берег будет?

— Нет.

Командир прошелся по каюте, снова остановился около.

— Матросом, юнга Савенков, вы стали, но вот моряком еще нет. Наверное, в этом есть и наша вина и ваша. Но я уверен, матрос Савенков, что вы будете моряком. Настоящим моряком.

— Товарищ капитан-лейтенант! — Я прижал руки к груди.

— Моряком вы станете.

— Товарищ капитан-лейтенант, а поче…

— Матрос Савенков, можете идти! И добавил — я уловил лукавые искорки в его глазах: — Скажу вам по секрету, — он взглянул на часы. — Через полчаса мы выходим в море. Это по секрету.

Немало лент западного кино обязано своим возникновением самым коварным преступлениям нашего времени. Начиная с легендарных похождений гангстера Аль Капоне и кончая смертью западногерманской куртизанки времен «экономического чуда» Роз-Мари Нитрибитт, экранизировано довольно много убийств и ограблений, сообщениями о которых в свое время пестрели газеты.

Фильмы, поставленные по сюжетам детективных романов, до последнего времени не выдерживали конкуренции с кинофильмами о реальных преступлениях. Фильмы-ужасы по произведениям Альфреда Хитчкока, Майка Спиллана и им подобных были слишком чужды действительности, чтобы зарекомендовать себя в «ночной практике» преступного ремесла. Даже такое, казалось бы, наглядное пособие по взламыванию сейфов, как фильм «Рифифи», — лишь неумелое упрощение «тяжелого труда» «медвежатников». «Если бы все взломщики сейфов стали работать по методам, показанным в фильме «Рифифи», то правительства смогли бы значительно снизить свои расходы на содержание полиции», — писал один из известнейших защитников преступного мира, западноберлинский депутат д-р Ронге. Ему можно поверить на слово — ведь в свое время он был адвокатом «специалиста» по сейфам Вальтера Панневитца, похитившего в 1951 году два миллиона марок из несгораемого шкафа железнодорожной кассы, считавшегося абсолютно неприступным.