Николай Леонов - Искатель. 1967. Выпуск №1

— Тепло, — ответил Борис Александрович Пятненков, подкладывая уголь в печурку, — но это еще не все.

— Что?

— У нас иногда температура воздуха в домике повышается до тридцати градусов жары.

— Кстати, — вставил Николай Николаевич, — а вам известно, что в Арктике гораздо теплее, чем в Ташкенте?

— Известно! — я решил не оставаться в долгу и стал наступать. — А вам, Николай Николаевич, известно… — что бы такое ляпнуть, — что белое — это черное?

— Совершенно верно! — разом ответили оба метеоролога.

— Если иметь в виду снег, — уточнил Николай Николаевич.

— Снег — абсолютно черное тело, — подтвердил Борис Александрович.

Я и глазом не повел.

— Ничего удивительного, — пожал я равнодушно плечами. — Если в Арктике теплее, чем в Ташкенте, то почему бы снегу не быть черным?

Актинометристы переглянулись. Их взгляды обозначали: объяснить этому невежде или неудобно, все-таки гость?

— Видите ли, — деликатно начал Николай Николаевич, — вы, конечно, знаете, что в летние месяцы здесь солнечная радиация выше, чем даже на юге. Солнце-то здесь летом светит круглые сутки.

— Ну, а снег, вы это, конечно, тоже не хуже нас знаете, — продолжил уже Борис Александрович, — как тепловое тело отражает энергию, равную количеству, излучаемому абсолютно черным телом.

Я ответил, что, конечно, знаю. Но ответил этак двусмысленно. И еще подмигнул левым глазом. Мол, понимай меня как понимаешь, я тоже хитрый.

Но на самом деле поверил. Ученым в наш век надо верить. Только мне почему-то кажется, что в Ташкенте все-таки теплее, а снег — я, конечно, уже не утверждаю — абсолютно… белое тело. А?

Заведующий радио дрейфующей научно-исследовательской станции «Северный полюс-6» Николай Николаевич Овчинников, вторично зимовавший на СП-6, заведовал «по совместительству» и почтой. Дополнительной оплаты он за свое совместительство, разумеется, не получал. И не требовал. А хлопот по почте было немало.

Филателисты со всего мира буквально одолели «почтмейстера мистера Овчинникова» своими просьбами поставить штемпель на марки и конверты «с расчетом, чтобы штемпель, захватывая уголки марок, в основном ложился на конверт».

— Вопросы, — рассказывал мне Овчинников, — встречаются самые неожиданные. Например, спрашивают: «Какое у вас местное отделение?», «В какой вы области?»

Не менее анекдотична и переписка с некоторыми организациями.

На просьбу прислать для бани березовых веников сюда пришел такой ответ: «Березовые веники заготовляйте хозяйственным способом».

Когда зимовщики попросили отправить в адрес СП-6 пишущую машинку, из московского ГУМа ответили: «Обратитесь в ближайшее почтовое отделение».

По-видимому, не все еще точно уяснили себе, что станция СП-6 находилась на дрейфующей льдине и собственной березовой рощей, к сожалению, не обзавелась.

— Чего только не бывает! — смеется «почтмейстер». — Когда я снимался с военного учета, меня спросили: «Куда вы едете?» Я ответил: «На СП-6». — «Ну там, — сказали мне, — и встанете на учет».

Однако вернемся к филателистам.

Страстным филателистом оказался и известный французский ученый, председатель Комитета полярных исследований и начальник французской антарктической экспедиции Поль-Эмиль Виктор.

Во время 5-й ассамблеи Международного геофизического года в Москве в беседе с советским гидрологом Д. Кожевниковым он признался, что коллекционирует почтовые марки, посвященные арктическим и антарктическим экспедициям, и попросил помочь ему достать несколько конвертов со штемпелем гашения станции СП-6.

Гидролог Кожевников тут же отправил письмо на дрейфующую станцию.

Письмо это, надо отдать должное гидрологу, было написано со знанием дела. После слов «Прошу оказать содействие французскому полярнику» следовали указания, как погасить «почтовым штемпелем почтовые марки на нескольких прилагаемых конвертах».

Конверты были адресованы частично на парижский адрес Поль-Эмиля Виктора и частично на адрес руководимой им антарктической станции на Земле Адели.

Прочитав все это, «почтмейстер» почуял и в самом Кожевникове филателиста. Надо сказать, что он не ошибся: в конце письма Кожевников просил то же самое сделать… и для него.

Отвечая французскому коллеге, начальник СП-6 кандидат географических наук Сергей Тарасович Серлапов написал: «Коллектив полярников дрейфующей станции СП-6 сердечно приветствует вас и ваших товарищей, полярников французской южнополярной станции Адели. У вас сейчас весна, а у нас наступает полярная осень. Мы на противоположных полюсах планеты, но цель у нас одна — исследование тайн природы на благо и процветание человечества. Желаем вам больших успехов в работе, счастья в личной жизни».

На этом можно бы и закончить. Но в блокноте у меня имеется приписка: «Конечно, «почтмейстеру Овчинникову» не так уж трудно было по стилю письма разгадать в гидрологе Кожевникове филателиста. Но вот интересно, как это Кожевникова разгадал Поль-Эмиль Виктор?»

Недаром говорят, что рыбак рыбака видит издалека.

Домик доктора, где хозяин Виталий Григорьевич Странин мне любезно предоставил для ночлега… операционный стол, больше использовался не как амбулатория (на СП-6 совершенно не болеют), а как музыкальный салон.

Те, кто свободен от вахты, собирались здесь после ужина. Пели, играли на аккордеоне, гитарах. И даже танцевали, несмотря на тяжеленные унты и микроскопическую «танцевальную площадку». Табуретки, прозванные самосвалами, потому что с них можно в любую минуту шлепнуться на пол, убирались на койки: На середину выходили аэролог Евгений Виноградов и кок Анатолий Глухов. И начинали:

Доктор Странин из-за отсутствия больных попросился по совместительству в начпроды.

Аэролог Зайчиков — единственный холостяк на льдине.

Частушек много. Про каждого:

— Товарищ корреспондент, — обратился но мне с забинтованной рукой механик Басков. — Можно к вам с жалобой? На нашего доктора?