Павел Автомонов - В Курляндском котле

— Рассказывай, Костя, — предложил Зубровин.

— Встретились с «Тем самым», — сказал Озолс и достал из внутреннего кармана фуфайки исписанную бумагу. — Вот здесь, — показал он бумажку, — точные данные о транспортных судах в Лиепайском порту, находившихся там вчера. Тридцать судов! Транспорты простоят еще около двух суток, а вот это, — он подал другую бумажку, — план размещения портовых складов и описание их маскировки.

Я развернул карту, на которой мы отметили новые оборонительные точки по реке Вента и места, где расположены зенитные батареи.

«Тот самый», на встречу с которым ходили Озолс и Агеев, был кинооператор, латыш по национальности, работавший в кинохронике у гитлеровцев. В прошедшую ночь он прибыл на хутор под Рендой навестить жившую там жену. Познакомившись с этой женщиной и уверившись в том, что она ненавидит гитлеровцев, расстрелявших ее отца, Озолс встретился с ее мужем, оказавшимся честным человеком. С тех пор, бывшая на хуторе у жены, «Тот самый» передавал через нее очень ценные разведывательные данные, так как по своей работе кинооператора хроники ему приходилось бывать в Лиепайском порту и на других военных объектах гитлеровцев.

В этот день в час своей передачи я передал командованию радиограмму с данными по Лиепайскому порту: о транспортах, находившихся там, о расположении портовых складов с описанием их маскировки, а также об оборонительных сооружениях гитлеровцев по Венте.

Окончив доклад, Озолс й Агеев ушли к костру, где собрались партизаны. Налетавшие порывы ветра задували пламя, и дым, стелясь по земле, обволакивал любителей тепла. От дыма партизаны морщили носы, отмахивались, но каждый держался за свое место. От одежды шел пар, приятное тепло охватывало тело. Посидеть и согреться у костра после сырой и холодной ночи — это удовольствие ни с чем несравнимо для людей, которые вынуждены жить в лесу, терпеть и холод и осенний дождь.

Сырой туман, ночью кутавший лагерь, постепенно рассеивается, обнажая унылый вид осеннего леса. Над огнем в двух ведрах готовится суп. Запах лука и мяса щекочет ноздри.

Тарас с группой бойцов собирается на задание. Одни идут на посты, другие будут патрулировать около хуторов, наблюдая за скрещениями лесных дорог. Срок дежурства смены до трех часов дня.

Около десяти часов в лагерь явился ходивший в патруль Саша Гайлис. Он сообщил, что на хуторе, километрах в трех от нашего лагеря, находится группа — человек сорок — гитлеровских солдат и полицейских. Кроме автоматов, гитлеровцы имеют два пулемета.

Лагерь насторожился. Партизаны разбирали оружие, подтягивали ремни, нацепляя на них автоматные диски, гранаты, мины. Разговаривали шепотом. Костер продолжал гореть, но у повара Михаила из-за спины торчал ствол винтовка. Павел Ершов даже теперь не забыл натереть обрывком бархатной материи сапоги, и кажется, он только и занят тем, что любуется их блеском. Группа партизан тихонько стучит костяшками домино, играя в «козла».

Проходит еще час. От патрулей нет никаких сигналов. Лагерь начал успокаиваться. Но вот снова явился Саша Гайлис. Лицо у него угрюмое и злое.

— Коров фашисты забрали на хуторе, — докладывает он командиру, — должно быть, за тем и приходили.

— Из наших они никого не заметили? — спросил Капустин.

— Нет.

— Быть самому незамеченным, а видеть больше и больше знать — наше золотое правило, товарищи, — говорит Капустин. — После сегодняшнего посещения гитлеровцами хуторов нам следует быть настороже.

— Продовольствия фашистам не хватает. Вот они и взялись за грабеж крестьян.

— И своих коней сожрут, если Советская Армия не ликвидирует в ближайшее время курляндский «котел».

— Весь скот угнали с хутора? — спрашивают Сашу.

— Весь. Ничего не оставили, — отвечает тот.

Оба командира — Капустин и Зубровин — отнеслись очень серьезно к известию о появлении на хуторах гитлеровцев. В то, что гитлеровцы явились только за тем, чтобы угнать скот, — ни Капустин, ни Зубровин не верят. По их мнению, скот гитлеровцы могли забрать, не посылая вооруженный взвод солдат. Эта «заготовка» — одна из форм слежки, которую ведут фашисты за нами. Не скот, а точное место нашего расположения — вот что интересует их сегодня.

Капустин высылает дополнительно патрули на подступы к нашему лагерю, наказывает внимательнее следить за дорогами и за передвижением противника. С этим же распоряжением Валюк, бывший в это время в лагере, отправляется на хутор, к отцу. Во что бы то ни стало мы не должны позволить врагу захватить нас врасплох.

Вот уже два дня наши летчики бомбят Лиепайский порт. Взрывы фугасок в порту порой сливаются с артиллерийскими залпами под Скрундой и Салдусом.

Вечер. Ветер гонит облака к морю. И вот уже чистое небо смотрит на землю мигающими звездами. На юго-запад от нас вспыхнуло зарево. Там же, похожие издали на звезды, повисли в небе осветительные ракеты, доносится грохот взрывов.

— Лиепая горит!

— В порту. Танкер с горючим вспыхнул.

— Нормально, товарищи. Небось, гитлеровцам памятна будет работа наших летчиков.

— А что о бомбежке Москва передавала?

— Совинформбюро во вчерашней сводке сообщило, что совершен налет на Лиепайокий порт в момент, когда там находилось до тридцати вражеских судов. Отмечены прямые попадания.

Приятно сознавать, что в успехе бомбежки фашистских военных объектов есть доля нашего незаметного, скромного труда. Наши радиограммы с сообщением о положении в порту пришлись кстати.

В лагере все, кто были свободны от нарядов, выбрались на вырубку смотреть на далекое зарево. А над головами у нас раздавался непрерывный рокот моторов. Это наши воздушные корабли летят громить фашистов.

Вдруг раздается автоматная очередь… Еще… Прозвучали два винтовочных выстрела.

Это на шоссе, там дежурит Зубровин с группой бойцов. Задание им — добыть «языка».

Со стороны шоссе выстрелы затихли. Мы идем к палаткам. Я заглядываю к «братьям» — Тарасу и Павлу Ершову.

В палатке Тараса и Ершова собрались партизаны; тут же находится Костя Озолс. Он большой любитель слушать рассказы товарищей.

— Хорошо сказано, — улыбаясь, качает он головой и снова настораживается, слушает, стараясь не пропустить ни одного слова.

Я прилег возле Тараса. Он положил кусочек бараньего жира в баночку, и вскоре огонек «лампочки» вспыхнул ярче.

— Михаил, твоя очередь. Расскажи что-нибудь об Одессе!

Михаил приподнялся, посмотрел вокруг. — Эх, была бы здесь гармонь, да партизанская зона, — как было в Полесье, рванул бы я так, чтоб меха треснули. Русскую бы… А го живем — голоса полного не подай.

Веселый парень Михаил из Одессы. В отряде любят его, но на боевые задания командир посылает его редко. После того случая, когда при встрече с нами Михаил, растерявшись, дал очередь из автомата, Капустин говорит, что опасно повару в разведку ходить: загремит не вовремя кастрюлями — выдаст себя и товарищей. Михаил обижался на это, но знал, что спорить с Капустиным бесполезно. Характер у того крепкий, если что сказал, то слову своему он хозяин.